Игумения Таисия (Костромина) - основательница Ново-Тихвинского монастыря

Игумения Таисия (в миру Татьяна Андреевна Костромина) была устроительницей и первой настоятельницей Екатеринбургского Ново-Тихвинского женского монастыря. Не только своим учреждением, но и процветанием монастырь во многом обязан именно ей.

Портрет игумении Таисии

Татьяна Андреевна родилась в 1763 году в семье мастерового Екатеринбургского Верх-Исетского завода Андрея Костромина. Этот завод был основан казной в 1726 году на реке Исеть и являлся одним из крупнейших металлургических предприятий Урала, поставлявшим для государственных нужд кричное железо и чугунное литье (пушки, артиллерийские припасы).

Сорок лет Андрей Костромин проработал на этом заводе. Хотя, как заводской мастер, он выполнял квалифицированные работы, по своей сословной принадлежности его семья оставалась в категории крепостных. Труд мастеровых и работных людей был тяжелым, за ничтожную плату они работали по двенадцать часов в день. К сожалению, родители не смогли дать своим детям даже начального образования, Татьяна не умела ни читать, ни писать. Однако семья Костроминых отличалась от других верой и благочестием, в детях явно проявлялось стремление к подвижнической жизни, ревность о спасении своей души. Не только Татьяна имела склонность к монашеству, но и ее родные братья Иоанн и Петр: привыкшие «с юных лет к уединенной богоугодной жизни, [просили] уволить [их] для жительства в Далматовский монастырь».

В юности Татьяна Андреевна была выдана замуж за государственного мастерового Петра Сергеевича Митрофанова и переехала жить к мужу в поселок золотодобытчиков, Березовский завод.

В 1782 году Петра Сергеевича взяли рекрутом на военную службу, Татьяна Андреевна в девятнадцать лет осталась без мужа, все стали называть ее солдаткой. Четырнадцать лет она жила одна. Жизнь в миру тяготила ее. Старец Зосима (Верховский), с которым она позднее познакомилась, писал в одном из своих творений: «Отчего человек не может быть ничем доволен? <…> Оттого, что душа его не сотворена для сего мира. Рожденное от Духа, дух есть, и душе, происшедшей от Божественного источника дуновением Божиим, все временное не сродно, и потому ни в чем земном, как несродном себе, она успокоиться не может. Что ни давай ей земное, не будет довольна, все будет еще желать. Один Бог может вполне удовлетворить ее». Часто Татьяна Андреевна задумывалась над своим будущим, молилась Господу и Божией Матери. Выход она видела в том, чтобы, избрав «благую часть», полностью посвятить себя служению Богу и ближним.

Однако женских монастырей поблизости не было. Город Екатеринбург входил тогда в состав Тобольской епархии, и на всем ее пространстве существовала только одна женская обитель — Рождественская, расположенная далеко от Екатеринбурга, на Енисее.

В 1796 году в жизни Татьяны Андреевны произошла серьезная перемена: она оставила обычную мирскую жизнь и присоединилась к общине-богадельне, существовавшей при кладбищенской Успенской церкви. Препятствий для ухода из мира у нее не было: известий о своем муже она не имела уже четырнадцать лет, даже не знала, жив ли он. Детей у Петра Сергеевича и Татьяны Андреевны не было. Кстати сказать, примерно в 1805 году, когда Татьяна Андреевна уже девять лет жила в общине, Петр Сергеевич пришел в «домовой отпуск», повидался с ней и, по воспоминаниям племянника Татьяны Андреевны, «сознав истинное расположение своей жены в богоугодном деле, доказанном о сооружении в городе Екатеринбурге общины… дал ей для свободного где пожелает жительства вечное увольнительное письмо». После этого никаких сведений он о себе не присылал.

Насельницы общины вскоре избрали Татьяну Андреевну старшей, и на нее легли заботы о содержании общины, но главное, об устроении в ней монашеской жизни.

Предыстория возникновения общины при Успенской церкви такова. В 1772 году, согласно указам Святейшего Синода, в Екатеринбурге было устроено новое кладбище, располагавшееся за городом у речки Камышенка, в ста двадцати саженях от Уктусской дороги. На этом кладбище екатеринбургский купец первой гильдии и рудопромышленник, один из первых благотворителей Екатеринбурга, Иван Иванович Хлепетин построил на свои средства каменную однопрестольную церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, которая была освящена 31 мая 1782 года.

К концу ХVIII века в Екатеринбурге остро встала проблема создания богаделен. Поэтому в 1789 году городская дума «признала удобным» организовать богадельню, называвшуюся иначе «общежительным призирательным домом», в пустующем здании при Успенской кладбищенской церкви. Здесь стали селиться неимущие вдовы и девушки-сироты из города Екатеринбурга и окрестных селений, в основном бывшие жены и дочери заводских рабочих и крестьян. Когда в 1796 году в этот сиротский дом пришла Татьяна Андреевна, она застала общину в крайней бедности, почти без средств к существованию.

Татьяне Андреевне пришлось сразу принять на себя тяжелое бремя служения обездоленным людям. С ними она решилась разделить все тяготы, проявив полное самоотречение.

Преподобный Феодосий Тотемский

Дальнейшие события из жизни Татьяны Андреевны показывают, что Господь особо покровительствовал ей за ее самоотвержение. Уже в следующем году ей удалось найти благодетелей для общины, которые пожертвовали средства на строительство каменного дома вместо деревянного, в котором вдовы и сироты жили прежде. 15 августа 1797 года состоялась закладка нового корпуса. В то время, когда присутствовавшие вышли к месту строения для служения молебна, на их глазах произошло чудесное событие. Неизвестно откуда перед народом явился всадник на белом коне. Обратившись к Татьяне Андреевне, он промолвил: «Прими, мать Татиана, строителя сего» — и подал ей свиток с изображением преподобного Феодосия Тотемского. Затем, обращаясь к народу, трижды повторил: «Усердствуйте строителю сему» — и стал невидим. О преподобном Феодосии Тотемском в то время почти никто не знал, особенно на Урале. В Святейшем Синоде только еще решался вопрос о его прославлении и обретении его мощей. Это явление произвело сильное впечатление на присутствовавших, а для Татьяны Андреевны и сестер, вероятно, было знáком особой милости Божией к их общине. Позднее в Ново-Тихвинском монастыре была построена церковь в честь преподобного Феодосия Тотемского. В 1798 году в общине было всего восемь человек. Сестры проводили время в молитве и богоугодных трудах: чтении Псалтири по усопшим, рукоделии, уходе за больными. Главным делом для них была молитва, как и сами они говорили: «…[имеем] желание, чтоб молить Бога за все православные христиане… по день смерти безотлучно». Многим показались бы очень тяжелыми те условия, в которых жили сестры: загородное кладбище, небольшой дом, недостаток во всем. Но видимо, для них, особенно для Татьяны Андреевны, такая жизнь была радостной — ведь они всё это претерпевали ради Христа и чувствовали, что Христос всегда пребывает рядом с ними. Кроме того, для Татьяны Андреевны, вероятно, было утешением или даже некоторой потребностью служить другим людям — недаром насельницы общины сразу выбрали ее старшей: видимо, они почувствовали ее любовь, особую заботу. Действительно, она ревностно трудилась для того, чтобы обеспечить своим сестрам во Христе пропитание и кров. В 1798 году Татьяна Андреевна выхлопотала у Екатеринбургского городского управления пособие на содержание призреваемых вдов и девиц по четыре рубля в месяц, а в следующем, 1799-м, это пособие было увеличено уже до десяти рублей. В 1798 году Татьяна Андреевна обратилась с прошением об официальном разрешении на существование общины, и 17 января 1799-го из Тобольской Консистории последовал указ о разрешении сиротствующим жить при Успенской кладбищенской церкви. Татьяна Андреевна была теперь уже официально назначена старшей в общине. Первые годы существования общины были нелегкими. Но начальница Татьяна была энергичной, одаренной и глубоко верующей женщиной, понимавшей, что не земное счастье уготовал им Господь, а Царство Небесное, которое получают терпением многих скорбей. Во всех искушениях и скорбях сестры обращались с молитвой к Пресвятой Богородице перед Ее Тихвинской иконой, которая находилась в одноименном приделе Успенской церкви, и получали утешение. Сестры особенно почитали Тихвинский образ, так что даже дали обет никогда с ним не расставаться.

Татьяна Андреевна продолжала усердно трудиться над обустройством общины, хлопотать о пропитании сестер, но все же не это было главной ее заботой. Больше всего она желала, чтобы община стала настоящим монастырем, устроенным по правилам святых отцов, в котором могли бы спасаться многие души.

Ради этого Татьяна Андреевна предприняла длительное паломничество по монастырям, где имела возможность познакомиться с монашеской жизнью и получить наставление от духовно опытных людей. Паломничество это она совершила вместе с послушницей Агафьей Котугиной в 1801–1802 годах.

Киево-Печерская Лавра. Современный вид

Они направились в знаменитую Киево-Печерскую Лавру, чтобы помолиться у святых мощей и испросить помощи в начинаемом деле. В Киево-Печерской Лавре сестры побывали на монастырских богослужениях, где они могли наблюдать чинное, благоговейное поведение иноков, получили наставления от старцев, помолились преподобным Антонию и Феодосию — основателям иноческого жительства на Руси.

После Киево-Печерской Лавры паломницы посетили Саровскую пустынь, находившуюся почти на границе Тамбовской епархии с Нижегородской и имевшую значение духовного центра одновременно для обеих епархий. В те годы Саровскую пустынь посещало множество паломников со всех концов России. Они стремились в эту обитель, чтобы услышать духовное наставление от старцев-подвижников и прежде всего от преподобного Серафима Саровского, который подвизался в то время в обители. Конечно, желала его увидеть и Татьяна Андреевна, но в 1801–1802 годах преподобный не принимал посетителей: он, удалившись в дальнюю пустыньку, пребывал в строгом затворе.

Саровская пустынь

Большим утешением для сестер во время посещения Саровской обители стало знакомство с восьмым строителем пустыни, строгим монахом-подвижником, иеромонахом Исаией I (Зубковым). Он в двадцать два года поступил в Киево-Печерскую Лавру, где семь лет был послушником. В 1770 году перешел в Саровскую пустынь, в которой был пострижен в монашество и рукоположен во иеромонаха. Как говорится в его жизнеописании, отец Исаия «самым делом исполнял принятые им обеты монашеского жития и вместе был попечительным, мудрым и добрым пастырем… Его преимущественно отличали: страх Божий, смирение, кротость, терпение, незлобие, нищелюбие и братолюбие… <…> Слава о его добродетелях скоро достигла отдаленнейших мест и привлекла к нему… немалое число других… иноков и мирских людей, ищущих своего спасения».

Известно, что именно отца Исаию преподобный Серафим считал последним духовно близким себе Саровским старцем. Отец Исаия также очень почитал и любил отца Серафима, дорожил беседами с ним, часто сам ходил к нему в пустынь. Беседа со старцем Исаией принесла Татьяне Андреевне большую пользу: вероятно, он дал ей нужные наставления и советы о том, как устроить монашескую жизнь в общине, рассказал об умном делании и о других святоотеческих традициях, по которым жили насельники Саровской пустыни. Татьяна Андреевна получила от отца Исаии для своей общины ценный дар — Саровский устав. Видимо, старец счел Татьяну Андреевну способной устроить жизнь в общине по этому весьма строгому уставу. Он даже написал Пермскому епископу Иустину (Вишневскому) письмо с ходатайством об учреждении в городе Екатеринбурге женского монастыря.

Сестры Ново-Тихвинского монастыря всегда помнили о том, что их монастырь был создан по благословению Саровского настоятеля Исаии, духовника преподобного Серафима.

Из событий, связанных с паломничеством Татьяны Андреевны, видно, что она имела дар духовной рассудительности. Будучи неграмотной, не имея никаких теоретических познаний о монашестве, она тем не менее поняла, что вернейший путь в духовной жизни — это совет с духоносным человеком. Она смогла найти такого человека и с пользой восприняла его советы.

В том же 1802 году Татьяна побывала в Перми и получила разрешение епископа Иустина на введение в екатеринбургской общине общежительного Саровского устава. В то время немногие обители в России следовали правилам общежительной жизни, в основном монастыри были особножительными, каждому насельнику в них выдавалось жалованье, допускалось иметь личную собственность, отдельный стол. В общежительных же обителях, в том числе и екатеринбургской общине, поставлялась общая трапеза, вводилось обязательное для всех молитвенное правило, общими были и вещи, так что никто не считал чего-либо своим.

После возвращения из паломничества Татьяна Андреевна продолжала благоустраивать общину, не оставляла она и намерения преобразовать ее в монастырь — первоначально заштатный, как полагалось по правилам, существовавшим в то время. Заштатные монастыри не получали средств от государства и должны были жить на пожертвования. Многие из них, просуществовав некоторое время, упразднялись, в других постоянно уменьшалось число насельников. Для того чтобы ходатайствовать об учреждении монастыря, Татьяне Андреевне с сестрами следовало получить «одобрение» горожан, в котором те высказали бы свое желание учредить в Екатеринбурге женскую обитель. Кроме того, по закону будущий монастырь должен был иметь отдельную церковь, где монахини могли бы молиться отдельно от мирян. Но церковь, в которую ходили сестры екатеринбургской общины, находилась на единственном в городе кладбище — конечно, ее часто посещали миряне. Чтобы преобразовать общину в монастырь, нужно было построить новый храм. Необходимо было также найти средства для содержания сестер, тем более, что в соответствии с общежительным уставом при поступлении в обитель будущие насельницы не должны были вносить в ее казну никакую сумму. Такое правило позволяло принимать в монастырь и тех, кто, искренне стремясь к монашеской жизни, не имел никакого достатка.

В июле 1803 года Духовное Правление начало собирать сведения об общине, необходимые для организации монастыря. В первую очередь Правление интересовали следующие вопросы: «желают ли [жители города] иметь девичий монастырь в Екатеринбурге, и на чей кошт [он] будет строиться? Также и монахинь кто… [будет] содержать, и какого поведения и звания ныне живущие в богадельне женщины и девицы, и нет ли из них замужних и беглых, и нет ли из них приверженных к старым обрядам, и сколько числом таковых ныне на лице находится, и какое число их впредь составлять будет для положения штата, да нынешнее место к устроению монастыря пристойно ли и выгодно ли?». 25 августа Духовным Правлением были получены «одобрения» горожан и данные о насельницах общины, собранные полицией. Все это было передано в городскую думу, которая рассмотрела прошение сестер об организации в Екатеринбурге монастыря и определила, что для этого нет материальных условий.

В конце 1803 года вся собранная документация была отправлена епископу Пермскому Иустину. К нему поступили следующие документы: письмо от строителя Саровской пустыни иеромонаха Исаии с братиею с просьбой о построении в Екатеринбурге женского монастыря; прошение от «благородного общества» Екатеринбурга и городского головы Семена Калашникова об учреждении общежительного монастыря; определение городской думы. В епархии бумаги рассматривались в течение трех лет. В июне 1806 года пришел ответ на прошение, и ответ этот был отрицательный: «На построение монастыря, и, по построении, на содержание оного и церкви никакой суммы не назначают, да и священнику с причтом, которые необходимо нужны, ничего не полагают же. По сим обстоятельствам … в просьбах помянутым женщинам и девицам, равно и екатеринбургским гражданам, о дозволении построить общежительный женский монастырь отказать». Это определение было объявлено гражданам и «богадельщицам» в июле 1806 года.

Ожидание нескольких лет оказалось бесплодным. Такая скорбь могла бы ввергнуть Татьяну Андреевну и ее сестер в уныние. У многих руководительниц женских общин в аналогичных обстоятельствах пропадало желание добиваться открытия монастыря. Они продолжали жить с вверенными им сестрами в общине, лишенные возможности принимать монашеский постриг. Но Татьяна Андреевна не смутилась, не пала духом и, не теряя ни на мгновение своей глубокой веры, продолжала твердо уповать на Промысел Божий, в то время как все складывалось против ее намерений. Сестры снова стали собирать документы, необходимые для открытия монастыря, и уже в июле 1806 года было вновь получено «одобрение» жителей города Екатеринбурга не только на создание, но уже и на содержание обители. Из этого «одобрения» можно узнать, что организационные заботы не нарушали размеренной общинной жизни, монашеской по своему внутреннему устроению. Сестры ежедневно собирались на молитву в специально отведенной для этого комнате, читали Псалтирь по умершим, заботились о престарелых и больных, занимались рукоделием. В этом же «одобрении» говорилось, что в общине было «довольно святых икон и священных книг и даже самое их [сестер] поведение согласуется монашескому пребыванию. Недостает только того, чтобы от вышнего правительства благоволено было утвердить сие место и именовать уже пустынножительною обителью». Кроме того, горожане писали: «Почему мы все, нижеподписавшиеся, свидетельствуя сим о их поведении и богоугодном житии, от всего сердца своего желаем и просим даже Всевышнего Творца, дабы Он благоволил в сем... граде при церкви Своей Пречистой Матери собравшихся уже оных вдов и сирот... по позволению Главного Правительства ныне утвердить их и укрепить на прославление Пресвятого Своего Имени во век века и на пользу всех нас, пожелавших здесь им поселитися, надеясь притом получить от богоугодной и спасительной их жизни и себе пользу и спасение».

Вскоре удалось найти решение вопроса о строительстве новой церкви. Екатеринбургские купцы Семен Калашников и Яким Мартынов, а также мещанин Иван Бронников 27 декабря 1806 года передали Татьяне Андреевне прошение в Святейший Синод о том, чтобы разрешить им построить близ дома, в котором жили насельницы, каменную церковь во имя святого благоверного Великого Князя Александра Невского (небесного покровителя царствовавшего тогда Императора Александра I). В своем прошении они написали, что «означенные вдовы и девицы препровождают жизнь наподобие монашеской по уставу Саровской общежительной пустыни и отправляют в молитвенной комнате славословие Божие, для слушания коего стекается к ним из жителей немалое количество народа, так что иногда в означенной комнате бывает и невместительно». Ради того, чтобы принять участие в этих молениях, горожане готовы были терпеть неудобства — приходить в бедную общину, находившуюся на окраине города, тесниться в маленькой комнате. В конце 1806 года Татьяна Андреевна Костромина, собрав все необходимые документы, отправилась в Санкт-Петербург, чтобы лично ходатайствовать перед высшими властями об открытии монастыря. Это был шаг, продиктованный глубочайшей верой, ведь она, не имея ни связей, ни средств, не могла рассчитывать на то, что ее просьбы будут благосклонно приняты в гордой столице.

После отъезда Татьяны Андреевны в Петербург старшей в общине осталась вдова губернского секретаря Параскева Алексеевна Исакова. В управлении общиной ей стал помогать протоиерей Николай Вологодский. До Петербурга Татьяна Андреевна и ее спутница Агафья Котугина добирались два месяца и прибыли в столицу лишь в марте 1807 года. Татьяна Андреевна не могла не предполагать, что в Петербурге ее могут ждать неудачи, грубые отказы или даже какие-то бесчестия, но, обладая смирением, она готова была все это перенести. И на ней исполнились слова, сказанные преподобным Исааком Сирином о чести и бесчестии: «Кто гонится за честью, от того убегает она вперед. А кто убегает от чести, того настигает она сзади, и делается для всех людей провозвестницею его смирения». Вскоре по приезде в Петербург она со своей помощницей поселилась в доме отставного адмирала Федора Федоровича Ушакова, ныне прославленного в лике святых.

Адмирал Феодор Ушаков

Федор Федорович был человеком глубоко религиозным. Как писал его биограф М. И. Пыляев, он «каждый день слушал заутреню, обедню, вечерню и перед молитвами никогда не занимался рассматриванием военно-судных дел». Суровый и нетерпимый к нарушителям порядка и дисциплины на флоте, он в то же время был милосердным к обездоленным людям, много заботился о бедных. Его дом был открыт для всех нуждавшихся в помощи, для сирых и убогих. Так и для Татьяны Андреевны он, Промыслом Божиим, стал поистине благодетелем и главным помощником в деле устроения общины.

В одном из писем к графу Н. П. Шереметеву Федор Федорович писал: «Зная доброе расположение Ваше к спасительным делам и благодеянию… посылаю к Вашему сиятельству двух странниц, пришедших из отдаленного края просить позволения о построении храма Божьего и устроении жилищ в пользу увечных и больных. По бедности их я содержу в своем доме и одел их». Этими бедными странницами из далекого края, скорее всего, и были Татьяна Андреевна с Агафьей Котугиной. «Сия госпожа Костромина живет в его доме, столом и всем отечески не оставляема», — писал епископу Пермскому Иустину статский советник из Екатеринбурга Александр Раздеришин, оказавшийся в столице одновременно с Татьяной Андреевной и помогавший ей в хлопотах по учреждению монастыря.

Предоставив свой кров двум странницам из Екатеринбурга, Федор Федорович Ушаков действительно начал принимать самое деятельное участие в их судьбе. Он стал первым благотворителем и покровителем будущей обители: помог Татьяне Андреевне составить прошение в Синод, поспособствовал, чтобы она попала на прием к обер-прокурору Святейшего Синода князю А. Н. Голицыну, неоднократно обращался в Синод и к Пермскому епископу Иустину с просьбами ускорить рассмотрение вопросов, связанных с организацией монастыря в городе Екатеринбурге.

Благодаря покровительству Федора Федоровича Татьяна Андреевна удостоилась встречи с влиятельными людьми, и многие из них прониклись уважением к ней и сочувствием к ее делу. Александр Раздеришин писал 10 апреля 1807 года, что «вдова Костромина, посвятившая себя Церкви и с подобными ей сестрами желающая о устроении обители в Екатеринбурге при Успенском кладбище… приобрела здесь (в Петербурге) довольное внимание Святейшего Синода, господ членов и обер-прокурора. Особенно же к ней благоволят Высокопреосвященнейший Митрополит и Преосвященные — Мефодий, Ириней и прочие. <…> …Многие во благонамерении ей способствуют. Словом, она приобрела по благочестию ее уважение и все ее знакомые желают скорейшего успеха».

Этот отзыв был написан всего через месяц после прибытия Татьяны в Петербург. Удивительно, как скоро она приобрела расположение российской знати и первоиерархов. И надо сказать, что впечатление высокопоставленных петербуржцев от знакомства с ней не было поверхностным; многие из них навсегда сохранили почтение к уральской подвижнице.

Она сразу внушала глубокое уважение к себе, особенно людям духовным — еще не будучи в постриге, она уже стала истинной монахиней, и это чувствовали все, с кем ей доводилось встречаться. К ней можно отнести слова преподобного Иоанна Кассиана Римлянина: «Бывают уважаемы всеми судьями и властями те, коих, как маловажных, могли бы презирать… даже посредственные люди… по низости рода… если бы они оставались в мирской жизни. Но ради благородного воинствования Христова никто не осмелится выставлять бесславие их состояния… Рабы Христовы славно облагораживаются».

Но для учреждения монастыря поддержки влиятельных столичных иерархов и чиновников оказалось недостаточно, так как существовал официальный порядок, требовавший рекомендаций от местных епархиальных и гражданских властей. А в Пермской Духовной Консистории и в Екатеринбурге не спешили предоставлять необходимые сведения. Например, ответ на письмо Федора Ушакова был получен только через четыре месяца (через одиннадцать месяцев после указа Синода о предоставлении информации о ходе дела).

12 апреля 1809 года адмирал Ушаков снова отправил в Святейший Синод письмо: «Стараюсь я о богоугодной пользе бедных сиротствующих, живущих ныне с давнего времени в моем доме, — Татьяны Костроминой с сестрою…». Далее он писал о том, что все документы, необходимые для открытия монастыря, были своевременно предоставлены в Духовную Консисторию, но задержаны там некоторыми неблагонамеренными служителями. Федор Федорович просил Синод ускорить решение вопроса об учреждении монастыря: «Сии сиротствующие от доброхотных подателей здесь в С[анк]т-Петербурге снабдены на устроение их обители при означенной кладбищенской церкви церковными утварями, образами и ризами священническими достаточно и имеют все готовое. Всепокорнейше прошу войтить рассмотрением их бумаг, имеющихся в Правительствующем Синоде и ныне ими полученных, засвидетельствованных Правительствами, при сем прилагаемых, и учинить на [н]их и на желающих устроить им особую церковь своим иждивением просителей по поданным прошениям, милостивое решение. Адмирал Ушаков. Апреля 12-го дня 1809-го года».

Императорский указ об открытии Ново-Тихвинского монастыря

И вскоре Господь явил Свою милость Татьяне Андреевне и ее сестрам: 31 декабря 1809 года по именному Высочайшему указу, данному Святейшему Синоду, в городе Екатеринбурге была учреждена заштатная третьеклассная общежительная женская обитель с наименованием ее Ново-Тихвинскою. Этот день впоследствии всегда отмечался в обители торжественно — как день открытия монастыря.

В знак благодарности Татьяна Андреевна захотела преподнести Императору икону. В этом деле ей также помог Федор Ушаков. 22 января 1810 года он отправил князю А. Н. Голицыну письмо с прошением о принятии от Татьяны Андреевны и сестер иконы с изображением небесных покровителей Августейших супругов Александра Павловича и Елизаветы Алексеевны — благоверного Князя Александра Невского и святой Елисаветы, их собственной работы, и о поднесении иконы в дар Государю. При этом он просил также князя «исходатайствовать высокомонаршего подаяния, что Господь по сердцу положит».

Казалось бы, горячее желание екатеринбургских сестер осуществилось, но их ждали новые трудности: монастырь был учрежден, но настоятельницу в нем еще не назначили. В июне 1810 года Татьяна Андреевна осмелилась подать прошение не только в Синод, но и самому Императору. В нем она писала:

«Ни игумения, ни священник еще не определены, между тем как для управления сею обителию, так и для отправления в ней служения они весьма нужны… да и во всех случаях общество сие без настоятельницы расстроиться может… А как означенной дом устроен моим тщанием и живущие в нем находились под моим управлением… всеподданнейше прошу, дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое прошение принять и дозволить, по пострижении меня здесь в монашество, управлять сею обителию по-прежнему до определения игумении, ежели я не могу быть удостоена сего чина».

Татьяну не оставляла забота и о пострижении сестер новоучрежденного монастыря: многие из давно живших в обители сестер по своему внутреннему устроению были достойны пострижения в монашество. Об этом она также написала в своем прошении.

Почти в то же время, 16 июня 1810 года, в Синод поступило прошение насельниц обители о том, чтобы поставить им в игумении «духовную мать и наставницу спасения [их]» Татьяну Андреевну Костромину, благодаря которой они «наставлены на Богоугодное житие, во всем подобное монашескому уставу Саровской общежительной пустыни», а также о пострижении ее в мантию. «А есть ли по каким-либо неизвестным нам обстоятельствам не удостоена будет она, Татиана Костромина, пострижения, в таковом случае раболепно просим: оную же, хотя и непостриженную, над нами учредить строительницею и начальницею нашей обители. Все наше сирое сословие, собранное единственно ею, Татианою, и наставленное на путь спасительный, всеусердно желает: дабы она, а не иная другая, имела над оным начальство и попечение». Видимо, «начальница» Татьяна Андреевна была настоящей духовной матерью и мудрой руководительницей для своих сестер.

Рассмотрев прошения, Синод постановил: вопрос о постриге и назначении настоятельницей Татьяны Костроминой передать на рассмотрение Императора. Согласно существовавшему законодательству, постригать в монашество можно было вдов только старше шестидесяти лет, а девиц — старше пятидесяти; на постриг требовалось благословление архиерея и разрешение Святейшего Синода. Нарушители этих установлений строго карались: штрафами, ссылками, наказанием плетьми.

Татьяне Костроминой было сорок семь лет. Синод, однако, отмечая ее заслуги, просил Императора в порядке исключения разрешить ей принятие монашества, сочтя ее достойной и пострига, и настоятельства в монастыре. Агафья Котугина была еще моложе Татьяны — тридцати пяти лет, и Синод вынужден был, по недостижении ею положенных лет, в постриге отказать.

Разрешение Императора Александра I на постриг Татьяны Андреевны Костроминой было получено, и 7 августа 1810 года она была пострижена в монашество с именем Таисия в Санкт-Петербургском Воскресенском женском монастыре, а 20 сентября 1810 года по указу Святейшего Синода назначена настоятельницей Ново-Тихвинского монастыря города Екатеринбурга.

Таким образом, с момента официального утверждения общины до учреждения монастыря прошло лишь десять лет. Обычно же в те годы между возникновением общины и учреждением монастыря проходило несколько десятков лет, и нередко общины за это время распадались.

Ковчег с частицами 25-ти мощей угодников Божиих

После пострига матушка Таисия еще некоторое время оставалась в Петербурге, а затем выехала в Екатеринбург. Пять лет назад она уезжала из него никому не известной начальницей бедной кладбищенской общины, теперь же она была настоятельницей единственного женского монастыря на Урале и была при этом уже не солдатской вдовой Татьяной, а монахиней Таисией. Настоятельница возвращалась в Екатеринбург с двумя святынями, которые могли не только доставить духовное утешение ее сестрам во Христе, но и укрепить авторитет молодой обители. Из древнего Новгородского Софийского собора матушка Таисия получила двадцать пять частиц святых мощей, а из Тихвинского Богородицкого монастыря — точный список знаменитой чудотворной иконы, который матушка заказала, когда жила в Петербурге. Из столицы настоятельница Таисия ехала через Пермь. Здесь она просила Преосвященного Иустина о том, чтобы «оным мощам учинив водосвящение, положить их в образ, нарочито ею для сего изготовленный».

Владыка благословил перенести частицы мощей и Тихвинскую икону Богородицы перед литургией 11 июня 1811 года из Пермской Крестовой церкви со священной церемонией в Петропавловский собор, где «на сей священный случай учинить ранее того благовест на собор, и когда те святые мощи и икона Тихвинской Божией Матери переносимы будут, произвести при всех здешних церквах звон». В этот день в Пермском Петропавловском соборе настоятельница Таисия была возведена епископом Иустином в сан игумении «во уважение ее усердия и богоугодных подвигов в учреждении и устроении пустыни».

Чтобы подготовить перенесение святынь из Перми в Екатеринбург, в Ново-Тихвинский монастырь из Перми заранее выехала монахиня Евпраксия, которую незадолго до этого назначили казначеей обители. Церемония перенесения мощей и иконы в Екатеринбург была необычайно торжественной: как говорилось в документах того времени, перенесение святынь «до первой от города Перми церкви» сопровождалось «звоном при всех церквах», затем священникам надлежало «чинить встречу и провожание оных… от церкви до церкви, чрез которые шествие продолжаться будет, со звоном же». Когда торжественная процессия приблизилась к Екатеринбургу, начался благовест на Екатерининском соборе и в Ново-Тихвинской обители, затем навстречу святыням вышли все городские священноцерковнослужители «из всех церквей с образами и хоругвями». Два крестных хода встретились в предместье города и после молебна торжественно внесли «образ со святыми мощами и икону Тихвинской Божией Матери» в обитель. Городское духовенство совершило в монастырском храме «соборне литургию, а по окончании сей и благодарственный Господу Богу молебен с водоосвящением и многолетием Высочайшей Императорской фамилии и крестным вкруг обители и всего города Екатеринбурга ходом». Святыни прибыли в Екатеринбург 26 июня 1811 года, в день Тихвинской иконы Божией Матери. В течение всех последующих лет, вплоть до закрытия обители в 1920-х годах, вокруг Ново-Тихвинского монастыря ежегодно в день Тихвинской иконы совершался крестный ход. Традиция эта была восстановлена после возрождения монастыря в 1994 году.

По возвращении игумении Таисии в Екатеринбург обитель начала быстро расти и благоустраиваться. Заведен был самостоятельный штат причта, и для сестер стало ежедневно совершаться богослужение.

Матушка Таисия достигла своей заветной цели — приняла монашеский постриг, собрала вокруг себя единомысленных сестер, с которыми вместе могла строить монастырь — тихое пристанище для всех ищущих Бога. Перед ней открывался новый путь, но на этом пути ее ожидали и новые заботы, и новые страдания.

В новом монастыре становилось все больше сестер. Матушка всеми силами старалась обучать новоначальных насельниц правилам иноческой жизни, этой «науки из наук». Своими наставлениями, увещаниями, а еще более — примером собственной жизни игумения Таисия прививала сестрам любовь к добродетелям и твердое упование на Господа.

Монастырский собор во имя св. бл. князя Александра Невского

Но с умножением числа монашествующих, с увеличением монастырских нужд и потребностей от настоятельницы требовалось все больше попечений и о внешнем устройстве обители. В обители возводились новые здания, 22 августа 1814 года к северу от Успенской церкви был заложен главный монастырский храм во имя благоверного Князя Александра Невского. Постепенно увеличивалось количество мастерских, совершенствовались рукодельные работы: были устроены мастерские для тканья ковров, половиков и тканей, для вязанья и стежки одеял, рукодельная для шитья священнических облачений и одежды для сестер, мастерская по изготовлению обуви и другие.

Игумения Таисия понимала, как важны для духовного преуспеяния сестер монастырские послушания, способствующие приобретению многих добродетелей: терпения, кротости, смирения и любви… Святые отцы считали телесные труды неотъемлемой частью монашеского подвига. Например, преподобный Феодор Студит ободрял иноков своей обители такими словами: «Радуйтесь, утешайтесь, окрыляйтесь ревностию. Ни от чего не отвращайтесь — ни от душевных, ни от телесных трудов, потому что и телесное наше, будучи посвящаемо Богу, духовно есть. К тому же кто рачителен в телесном, тот рачителен бывает и в духовном».

В Екатеринбургской обители, как и в древних монастырях, сестры выполняли различные послушания, соответствовавшие их способностям и монастырским потребностям. Так, в 1814 году игумения Таисия докладывала епископу Иустину: «Объясняем Вам о своей жизни. Старание мое, и труды сестер моих Господь помог за Ваши святые молитвы. Во 1-х) отстроили новых два огорода. Бог послал нам обилие плодов: капусты и репы и овощей довольно для обители. 2-ое) посеяно у нас 8 десятин овса и другого хлеба. Всего хлеба 600 пудов. Сами жали и молотили с[о] своими сестрами. 3-е) постановлено сена 500 копен. 4-ое) набрано ягод: брусники 130 ведер и других ягод не помногу (морошки, черниги и вишанья). 5-ое) груздей насолено 150 ведер. 6-ое) в новой онжареи огурцев было довольно во все лето до снегу и посолено для обители. В онжареях насадили сад простыми древами: рябина, калина, малина, смородина, черемуха, липа, пихта, кедры, березки и сосны. Еще скота имеем 8 лошадей; рогатого скота 20 голов. Еще объясняем наше келейное рукоделие: 1-ое) у нас шьют золотом. 2-ое) образа убирают. 3-е) шьют ризы. 4-ое) ткут салфетки. 5-ое) ткут канифасы. 6-ое) ткут простое. 7-ое) у нас черчение, которое очень полезно для обители. 8-ое) у нас шьют портное. 9-ое) шьют чеботное. 10-ое) кружева плетут. 11-ое) чулки вяжут. 12-ое) прядут».

Матушка Таисия с любовью заботилась не только о духовном совершенствовании своих сестер, развитии мастерских и благоукрашении храмов, но и о повседневных нуждах сестричества. Так, она находила возможность и при недостатке средств, который нередко испытывала молодая заштатная обитель, доставлять насельницам достаточное пропитание и благоприличную для них одежду. В «доношении» касательно монастырской пищи и одежды, посланном епископу в 1815 году, говорилось: «Повседневно поставляется три кушанья, а иногда четыре, а именно: щи, каша, горох, в скоромные ж дни прибавляются уха и молоко. Одежду [сестры] имеют хорошую: монахини — ряски мухояровые и подрясники тонкого холста; певчие — рясы и подрясники шанхайные и саржевые, послушницы и трудницы в праздничные дни — свитки и подрясники тонкого холста, а в простые дни — из ровного». В этом же «доношении» сообщалось, что сестры всем довольны и благодарны своей настоятельнице за ее неустанные «духовные наставления и попечение о спасении их».

Заботясь о благоустройстве монастыря, об удовлетворении насущных нужд и потребностей, монахини уделяли немало времени и служению обществу. Хотя монастырь и не располагал большими средствами, при нем была организована богадельня, чтобы принимать и призревать престарелых и больных людей, не имевших родственников. При игумении Таисии монастырь начал успешно сочетать благотворительную деятельность с просветительской. В обители стали обучать девочек грамоте и рукоделию. Впоследствии на основе этой школы было образовано Екатеринбургское епархиальное женское училище. Обитель заботилась об этом училище как о своем родном и любимом детище, построила для него хорошие каменные здания, ежегодно расходовала на него из своих средств по несколько тысяч рублей.

Таким образом, первая игумения Ново-Тихвинского монастыря соединяла в себе стремление к высокодуховной, подвижнической жизни и способности к управлению большим хозяйством. Епископ Пермский Иустин в одном из своих писем сообщал, что Ново-Тихвинский монастырь хотя и не получает от казны никакой помощи, но своим внутренним и внешним устроением производит гораздо лучшее впечатление, чем штатные обители. Он хотел, чтобы этот монастырь как можно скорее был бы приведен в цветущее состояние и стал «прославляться примерным общежитием». «Мы надеемся, — писал Владыка, — что при отеческом Промысле Божием желание наше совершится: ревность, попечение и неусыпность госпожи игумении в том нас уверяет».

Но скорби, неизбежные на пути любого подвижника, не оставляли игумению Таисию. Ей пришлось претерпеть тяжелое искушение от человека, близкого обители, — от духовника сестер, потому эта скорбь была особенно велика. Тот, кто должен был бы духовно поддерживать ее и сестер, напротив, стал причинять им страдания. Духовник обители отец Александр Резанов, назначенный епископом Иустином, начал нарушать монастырское благочиние, а затем его пренебрежение к заведенным в обители порядкам дошло до того, что он стал принимать в обители посетителей, которые без разрешения пользовались монастырским имуществом, шумели, играли в азартные игры, чем очень смущали сестер. Отец Александр часто пропускал богослужения, так что сестры иногда оставались без литургии даже в двунадесятые праздники. Матушка пыталась увещевать отца Александра, но он не внял ее словам и, более того, стал писать жалобы и доносы в Духовную Консисторию, клеветать на игумению и монастырь. Начались разбирательства. Матушка Таисия очень тяжело переживала эти нестроения. В конце концов епархиальное начальство приняло решение обязать отца Александра и игумению Таисию примириться и совместно трудиться в общем деле. И, видимо, Матушка приложила все старания, чтобы исполнить это благословение. Во всяком случае, не имеется сведений о том, что в обители продолжались нестроения.

Матушка достойно переносила приключающиеся скорби, так как хорошо знала, что тому человеку, которого Бог избирает в служение Себе, посылаются различные искушения и за скорби дóлжно благодарить и славословить Бога, моля Его, чтобы даровал покорность Ему и терпение.

План Ново-Тихвинского монастыря. Начало XIX века

Уже к концу 1810-х годов статус Ново-Тихвинского монастыря как третьеклассного заштатного перестал соответствовать достигнутому им уровню развития и сдерживал его дальнейший рост. В то время по закону о монастырских штатах разрешалось, чтобы в нем, как в третьеклассном, было только семнадцать монахинь вместе с игуменией, однако в 1817 году в монастыре было уже десять монашествующих и около семидесяти послушниц. Содержания из казны обитель не получала и существовала только за счет пожертвований и средств от продажи рукоделий. При этом в монастыре были построены: пять флигелей, каменный странноприимный дом, каменный дом для священнослужителей с флигелем и службами, конюшенный двор, каменная ограда, третья часть большого двухэтажного корпуса. Была сделана двухэтажная пристройка к Успенской церкви с западной стороны с двумя схимническими кельями, заложена церковь в честь святого благоверного Великого Князя Александра Невского. Монастырь постепенно стал приобретать достойный вид. То, каким задумали облик монастыря его первые строители, можно представить по плану-чертежу 1819 года и по изображению обители на иконе-эпитафии. Монастырская территория имела вид четкого прямоугольника, разделенного на три участка, отличающихся по своему назначению. В южной части разместились хозяйственные дворы, огород и корпуса для сестер, в центральной — также сестринские корпуса и храмы. Северную сторону территории занимало новое монастырское кладбище. На этой, доступной для мирян, территории монастыря возвышалась строившаяся Александро-Невская церковь с колокольней.

В мае 1819 года игумения Таисия получила разрешение на отпуск в Санкт-Петербург и другие города с целью посещения различных общежительных монастырей. Путь до Петербурга занял полгода.

В этот раз игумения Таисия взяла с собой в столицу пять сестер, занимавшихся различным рукоделием. Испрашивая им отпуск, игумения писала в прошении, что отправляется с ними в столицу и по другим российским городам для лучшего обучения рукоделию.

Осенью 1819 года они прибыли в столицу. 14 декабря 1819 года игумения Таисия обратилась с прошением к Императору Александру I о возведении обители в штат вместо одного из двух упраздненных в 1813 году в Москве женских монастырей, с выдачей содержания из казны и с определением служителей, а также о закреплении за обителью в собственность отведенных земельных участков.

4 февраля 1820 года, находясь в Петербурге, игумения Таисия за понесенные труды была награждена золотым наперсным крестом, который был возложен на нее митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Михаилом (Десницким).

На основании рапорта епископа Пермского Иустина и прошений матушки Таисии 20 января 1822 года был составлен доклад Императору от имени Святейшего Синода о возведении Ново-Тихвинского женского монастыря в первоклассный штатный. 12 мая именным Императорским указом монастырь был возведен в первый класс. На следующий день был утвержден штат монастыря в соответствии с предложениями епископа.

Незадолго до возведения Ново-Тихвинского монастыря в штатный, Святейшим Синодом был утвержден его новый устав, к разработке которого игумения Таисия прилагала все свои силы, понимая важность его для благоустроения духовной жизни молодой обители. Составление устава «с помощию и советом мудрых и благочестивых мужей» игумения Таисия начала еще в 1819 году по благословению епископа Иустина. По просьбе игумении Таисии помогать в разработке устава для Ново-Тихвинской обители начал архимандрит Александро-Невской Лавры Герасим. Особенно заботилась матушка о внесении в новый устав такого положения, как выборность настоятельницы из числа насельниц самой обители. Дело в том, что правила выбора настоятелей в этот период еще не были урегулированы. С одной стороны, не был отменен старый порядок, когда насельники монастыря выбирали настоятеля из своей среды, с другой стороны — Синод часто сам назначал настоятелей. Последнее оправдано при возобновлении упраздненных или пришедших в полный упадок обителей, а также при переходе монастыря с особножительного устава на общежительный, для облегчения этого перехода. Но, несомненно, в остальных случаях для развития монастыря необходимо поставлять настоятеля из среды самого братства, как это чаще всего и происходило в русских монастырях в допетровское время. Русскими иноками эта традиция была воспринята из древних монашеских уставов, таких как, например, Студийский. Работа над уставом Ново-Тихвинского монастыря, при составлении которого игумения Таисия, по ее словам, «руководствовалась… Словом Божиим, правилами Святых Соборов и отец и советами благочестивых и просвещенных в духовной жизни мужей, применяясь в особенности, поколику возможно, к общежительному уставу, в Саровской пустыне существующему», была закончена к осени 1820 года. Проект устава игумения Таисия отправила Пермскому епископу Иустину. Архипастырь в свою очередь переслал полученный устав ректору Пермской духовной семинарии архимандриту Афанасию и инспектору семинарии игумену Иннокентию (Коровину), для того чтобы они, рассмотрев его, высказали свои замечания.

Рецензенты выразили сомнение в необходимости разработки для данной обители специального устава, ссылаясь на то, что если она будет обращена в штатную, то в ней должен быть введен типовой устав, составленный Синодом для всех штатных монастырей. Но матушка считала необходимым иметь в обители именно общежительный устав, составленный на основе Саровского, и обратилась в декабре 1821 года за поддержкой к Императору Александру I.

«Всепресветлейший Державнейший Великий Государь Император Александр Павлович, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший! — писала она. — С дозволения Преосвященного Иустина, епископа Пермского и Екатеринбургского, составила я при помощи Божией устав для управления вверенной мне Екатеринбургской Ново-Тихвинской женской общежительной обители… Почему всеподданнейше прошу:

Дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое прошение в Святейшем Правительствующем Синоде принять, и в подтверждении означенного, составленного мною для управления вверенною мне Екатеринбургскою Ново-Тихвинскою пустынею, устава, исполняемого в оной с самого учреждения ее, дозволить употреблять оный, когда обитель сия и в штат возведена будет; настоятельницею же в оную обитель определять по общему избранию сестр, достойных из них же, по представлениям епархиального начальства с утверждения Святейшего Синода.

Всемилостивейший Государь! Прошу Вашего Императорского Величества о сем моем прошении решение учинить».

К 1822 году работа над уставом была завершена, сделанные замечания учтены, получены положительные отзывы от рецензентов. А 5 мая 1822 года постановлением Святейшего Синода устав был утвержден. По новому уставу было дозволено выбирать настоятельницу из среды самих сестер. Вся жизнь в монастыре строилась по святоотеческим правилам. О том, насколько строгое жительство проводили сестры, можно судить по сохранившимся отрывкам из устава и примечаний, которые сделали к нему рецензенты при первой его редакции. В то время, когда большинство монастырей было особножительными, для проверявших был непривычен устав Ново-Тихвинского монастыря, построенный на основе учения святых отцов о жизни общежительных монахов. Нередко на полях рецензенты писали: «слишком строго», «слишком ограниченно», «могут открыться случаи, где можно допустить и разрешение»… Так, один из пунктов устава говорил о том, чтобы не держать еды в кельях:

«Ни коей из сестр без благословения настоятельницы отдельно и тайно не ясти ни в кельях, ни в хлебни, или в поварни. Такожде ни коей из сестр ни под каким видом хлеба и овощей не держать по кельям, кроме кваса». Примечание: «Кажется слишком уж строго, и для того нужно сделать ограничение».

Другой пункт — о запрете на личное имущество: «Излишняя же стяжания, одежду и обувь, и аще иная кая либо обрящутся у коей либо сестры вся относити в казну монастырскую. Одеждою и обувью, как и пищею и питием, и прочими вещами и всем нужным во всем довольствоваться от монастырския казны всякой, а собственности своей ни коей ничего не иметь». Примечание: «Могут из сестр быть одне трудолюбивее других, также заниматься одне пред другими важнейшими рукоделиями и потому не мешает дозволить иметь и собственность, приобретенную собственными честными трудами». Еще один пункт устава — о молитвенном правиле:

«Правило Церковное и Келейное настоятельнице и всем сестрам править и говорить каноны и молитвы и поклоны во едином собрании вообще в Церкви». Примечание: «Казалось бы можно разрешить иногда ради благословных вин исправление правила в кельях — вне общего собрания».

К сожалению, полностью устав до наших дней не дошел, но и из этих нескольких пунктов уже видно, что все сестры находились в равном положении, были свободны от попечений об имуществе, подчинялись строгому распорядку, вместе творили молитву. Игумения Таисия придавала большое значение тому, чтобы в обители царил дух единства, и стремилась отразить это в уставе.

К 1821 году в России было всего лишь шесть женских штатных монастырей первого класса: Казанский Богородицкий, Московские Новодевичий и Вознесенский, Киево-Флоровский Вознесенский, Суздальский Покровский и Александровский Успенский, Владимирской епархии. Из них самое большое содержание от казны имел Александровский монастырь. В нем было разрешено иметь и наибольшее число штатных монашеских мест — сто, тогда как остальные первоклассные монастыри могли иметь лишь от пятидесяти двух до семидесяти двух штатных мест. Ново-Тихвинский монастырь стал получать содержание такое же, как и Александровский.

К сожалению, не сохранилось почти никаких документальных свидетельств, кроме отрывков из устава, о том, как протекала внутренняя жизнь обители при игумении Таисии (монастырский архив был сожжен красными). Но если вспомнить, советами каких людей руководствовалась игумения Таисия при устроении Ново-Тихвинской обители, то можно с большой долей вероятности утверждать, что монашеская жизнь в ней строилась в святоотеческих традициях. Как уже говорилось, матушка Таисия общалась с духоносными старцами: иеромонахом Исаией (Зубковым), преподобным Филаретом (Данилевским). Знала она и преподобного Зосиму (Верховского). Это был дворянин, офицер, оставивший блестящую карьеру и удалившийся в пустынные места для несения монашеских подвигов. Свою иноческую жизнь он начал под руководством преподобного Василиска Сибирского, и сам потом стяжал благодатный дар духовного рассуждения. Двадцать четыре года вместе со старцем Василиском прожил он в сибирских лесах под Новокузнецком, затем еще несколько лет — на Урале в городе Туринске. Старец Зосима организовал здесь в 1822 году женский монастырь, насельницы которого жили по строгим правилам, в соответствии с учением святых отцов. Они занимались Иисусовой молитвой, открывали свои помыслы духовному отцу — старцу Зосиме, ежедневно неопустительно присутствовали за богослужением, строго постились. По наветам неблагонамеренных сестер через некоторое время преподобному Зосиме запретили управлять монастырем, и старцу пришлось покинуть его. В Тобольском государственном архиве в фонде Туринского монастыря имеются документы, подтверждающие, что старец Зосима был знаком с игуменией Таисией. В период следствия он хранил у нее вещи и деньги, что говорит о доверительных отношениях между ними.

Все старцы, с которыми была знакома матушка Таисия, были ревнителями умной молитвы, вводили в своих монастырях откровение помыслов. Поэтому можно предположить, что игумения Таисия, лично общаясь с такими искусными наставниками, которые опытно знали святоотеческую практику внутреннего трезвения, тоже руководствовалась этими принципами в своей монашеской жизни.

В ноябре 1822 года игумения Таисия возвратилась из столицы. В то время матушке было уже почти шестьдесят лет и, вероятно, ей тяжело было совершать такие далекие путешествия, но она жертвовала собой ради пользы вверенной ее руководству обители.

По дороге в Екатеринбург, как и одиннадцать лет назад, настоятельница посетила епископа Пермского. В этот раз она прибыла с императорскими дарами и двумя рекомендательными письмами к Преосвященному. Одно из них было написано 26 мая 1822 года новым обер-прокурором Святейшего Синода князем П. С. Мещерским: «Екатеринбургского женского монастыря игумения Таисия, кончивши свои здесь по монастырю дела, отправляется в свою обитель. Покорнейше прошу Ваше Преосвященство принять ее и обитель в Ваше покровительство и не оставлять архипастырскими Вашими наставлениями и милостями. Что я вменю себе в особенное одолжение».

Другое письмо было написано 16 июня того же года первоприсутствующим членом Синода митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским Серафимом (Глаголевским): «Поелику сия госпожа игумения, честным своим, во время ее здесь жительства, поведением и примерным к обители святой усердием приобрела особенное себе у Государя Императора и всей Августейшей Его фамилии, благоволение, ознаменованное весьма значительным в пользу ее обители вкладом, то я долгом себе поставил просить Ваше Преосвященство, дабы Вы благоволили обратить на сию добрую и благочестивую старушку с сестрами ее особенное Ваше внимание и оказать ей пособие в поддержании общежития в обители ее, о котором и в указе Святейшего Синода упомянуто».

О высочайшем вкладе в обитель матушка донесла епископу отдельным рапортом от 10 ноября 1822 года, приложив к нему копии рескриптов и описей подаренного. Император Александр I, его супруга Императрица Елизавета Алексеевна и мать, вдовствующая Императрица Мария Феодоровна, пожертвовали обители церковную утварь и храмовые облачения: «ризницу; одежды с покровцами на Престол и Жертвенник; полное облачение для протоиерея и двух священников, диакона и псаломщиков; одежды с пеленами для аналогиев, сребропозлащенные сосуды со всеми принадлежностями к священнодействию, из коих потир украшен драгоценными камнями и бриллиантами; Евангелие и крест, тоже украшенный драгоценными камнями».

Уральские церкви и монастыри не часто получали Высочайшие дары, и в Пермской Духовной Консистории было решено организовать высокоторжественную церемонию их встречи в Екатеринбурге. Торжество было назначено на 12 декабря — день рождения Императора Александра I. Подробное описание этого торжества настоятельница предоставила епископу, послала в Святейший Синод и даже членам Императорской фамилии — таким образом сестры выразили свою глубокую признательность Высочайшим благодетелям.

Скорбященская, Введенская и Феодосиевская церкви, заложенные при игумении Таисии

После возвращения в Екатеринбург игумения Таисия активно продолжала обустройство обители. В 1823 году в монастыре были заложены сразу три церкви: во имя преподобного Феодосия Тотемского, надвратная — в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы и больничная — во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». В 1824 году между Скорбященской и Феодосиевской церквями были возведены два двухэтажных жилых корпуса. С 25 по 28 сентября 1824 года в Екатеринбурге во время своего путешествия по Сибири пребывал Император Александр I, который весьма благосклонно относился к обители. 27 сентября 1824 года он удостоил своим посещением Ново-Тихвинский монастырь. Император беседовал с игуменией Таисией в ее келиях, а при выходе из них с почтением поцеловал руку одной из престарелых сестер.

Монастырь и его настоятельница пользовались уважением у представителей всех сословий; посетители не раз отмечали, что на усердных и богоугодных трудах иночествующих лежала печать благодатного успеха. Хозяйство монастыря быстро развивалось, монастырские мастерские процветали, количество сестер увеличивалось из года в год. Все это сама игумения Таисия воспринимала как милость Божию и Божией Матери, перед Чьей святой иконой сестры постоянно молились, почитание Которой привлекало в обитель многочисленных паломников и благотворителей. До последних дней своей жизни игумения Таисия трудилась для блага монастыря, но здоровье ее постепенно ухудшалось. В конце жизни матушку постигла тяжелая болезнь, и в апреле 1825 года ее состояние ухудшилось настолько, что она с трудом передвигалась. В ночь с 4 на 5 ноября 1826 года, в первом часу матушка Таисия, простившись с сестрами, тихо скончалась. Ей было тогда шестьдесят три года. Многие горожане пришли проститься с настоятельницей, только священнослужителей было более двадцати человек.

Икона-эпитафия на смерть иг. Таисии

После смерти игумении Таисии сестры написали икону-эпитафию, на которой было изображено прощание с их любимой матушкой. Здесь же они поместили текст, первая часть которого представляла собой рассказ о заслугах настоятельницы и ее отношениях с членами Императорского дома. Вторая часть текста начиналась словами: «Сих монахинь написаны сии плачевные причеты по духовной матери своей».

«Плачь во гробе лежаще[й] первоначальной строительнице... [ноября 1826-]го на пятое число в нощь полпервого часа преставилась от жития своего в вечныя кровы… <…>

В сию слосчасную для нас нощь дражайшей нашей матушки Таисии последние текли часы и минуты болезни... Рачительная попечительница матерскою любовию духовною поучала от златых уст, и от медоточного языка услаждала спасительным наставлением. Взирали на ангельские лице ея [и] излияли источники слез. Во мгновение ока покрыл мрачный мрак взор ея, только удостоились слышать драгоценное слово: „Мир вам, благословение“. Предста душа ея, яко кадило, пред Господом, запечатались медоточные уста ея, крепко замкнулись очи ея, окончила многотрудные подвиги свои. Сеющий слезами, радостию [пожнет], вземлюще рукоятие свое. О, жестокий удар сей, о, несносное огорчение; лишившись духовной наставницы сей... и теплой молитвенницы матушки своей, угасла возженная свеща, горящая духов[н]ым воспалением к Богу, утухла золотая благовоннодухающая кадильница. О предрагий духовный бисере, умолкли златыя твоя уста, изсох медоточный источник, из уст твоих текущий, от которого мы духовно услаждались, ув[я]дшее плодовитая с[моковница], от которой мы духовными плодами питались и ветвием от зноя покрывались, а ныне лишились.

О, достопамятная матерь Таисия, не видим ныне подобных тебе. Воистину была еси земной ангел, небесной человек. О лоза истинная, о леторосля масличная, о изумрюта замоцветная, твоими неусыпными потами и многими трудами преславно процвела пустыня сия, яко крино Господне. О горлица богогласная, голубица кроткая, тихая, незлобивая, чадолюбивая, мати Таисия, ныне во гробе полагаешься, оставляеши нас, ча[д] своих, сирых. О, придите, любящи матерь сию, восплачимте с нами, и горко возрыдаем, и бием в перси своя. О, колебайся здание сие, видим строительницу бездыханну, во гробе лежащу. О древеса, насажденные приснопамятной матерью сей, приклоняйтеся с нами. В сей час закрывается облаком воссиявшая заря и закатается восточная звезда. Дражайшей нашей матери предастся тело ея земли. О, горесны, како разлучимся зде. О, претекайте ко гробу сему, насладимся взором от ангельского лица ея. О ангеловидная образоносица, матерь Таисия по смерти своей пятидневное время не изменила ангельского лица своего. О, крайнее сие удивление любови, прострем [засыпан]ныя землею теплые ручки ея, прольем реки слез своих, духовно целуем последним целованием. О юные девицы, помните ласку [и] любовь матери своей. Посылайте теплые молитвы к престолу вышнему [за] упокоение души ея. Лейте пред Господом духовные слезы, лейте. Воспойте... ея... покойся и радуйся... в селениих во веки.

Притецем к тихому пристанищу, ко Господу Иисусу Сладчайшему. Прольем пред Ним теплые молитвы из глубины души. Тебе, Спасе, молимся: Твоего сладкого причастия рабу Твою, мать нашу духовную, игуменью Таисию сподоби: Ты бо за всех пролил еси крови Своей, Христе, и живоносною ценою мир искупил еси, душ[у] ея в обителех праведных, вкупе с[о] святыми Твоими в небесные жилища, в вечный покой и славу, в невечерние дни Царствия Твоего. О, Пресвятая Владычица, Богородица… <…> …Буди нам покров и заступница, Твое бо [сие] святое обиталище. Не остави нас, сирых. [Выбери] нам из среды сестер духовную мать игумению. На Тя надеемся, сохрани нас и о[битель] сию Твоим… ограждением, и ныне, и присно, и во веки».

Эти «плачевные причеты» напоминают богослужебные песнопения, посвященные святым. Оканчиваются они так же, как и многие молитвословия — обращением к Божией Матери. Вероятно, сестры сознавали высоту духовной жизни своей настоятельницы, и потому составили в ее честь эти торжественные гимны.

Благодаря духовной рассудительности матушки Таисии, после ее смерти монашеская жизнь в обители не пришла в упадок — правила иноческого жительства, насажденные основательницей монастыря, стали основой его существования на многие десятилетия. Игумения Таисия была духовной матерью и воспитательницею двух последующих, преемствовавших ей настоятельниц. Она сама подготавливала к этому ответственному и сложному послушанию игумению Александру, ставшую ее непосредственной преемницей в этой должности: перед смертью она благословила монахине Александре управлять монастырем до выбора сестрами настоятельницы. Игумения Магдалина (Неустроева), ставшая настоятельницей после смерти игумении Александры, тоже была воспитанницей матушки Таисии: она поступила в монастырь маленькой девочкой в 1817 году. Такая взаимная духовная близость настоятельниц благоприятно сказалась на внутреннем и внешнем устройстве монастыря. Кроме того, процветанию монастыря способствовала и редкая смена настоятельниц: чаще всего игумении управляли им по нескольку десятков лет. О том, какое значение для епархии имел Ново-Тихвинский монастырь, возвышенно написал в одном из посланий Святейшему Синоду епископ Пермский Иустин: «Град Екатеринбург заключает собою как бы врата в богатую и доселе еще не везде обозримую Сибирь — достойно убо будет и праведно на сей горе Уральской в знак благодарения Богу Благодетелю нашему и в честь и славу Пресвятыя Богородительницы и Приснодевы Марии восставить означенную пустынь… Пусть каждый Россиянин, входя и проходя чрез сии врата во страну Сибири, взирает и на сию Святую Обитель яко памятник, воздвигнутый Отечеством нашим в благодарение и славу Великого Бога».