Сегодня я хотел бы побеседовать с вами об Иисусовой молитве. Может быть, вы и сами знаете о ней достаточно много — тогда я просто еще раз напомню вам о каких-то важных моментах этого делания. В сегодняшней беседе о молитве можно затронуть вопрос о ненадеянии на себя, потому что эта добродетель и молитва очень тесно связаны между собой. Святитель Игнатий (Брянчанинов) сказал замечательные слова о том, что при помощи Иисусовой молитвы можно стяжать высший вид смирения — ненадеяние на себя.
Много лет назад я спросил у своего духовника, игумена Андрея (Машкова), что такое смирение. Я в то время был молодым и неопытным, мне казалось, что если я получу точный ответ, то тут же приобрету эту добродетель, и тогда у меня все пойдет на лад. К тому же, прочитав у Иоанна Лествичника о том, что смирение — это искоренитель всех страстей, я думал: «Вот и хорошо, приобрету одно смирение, и все страсти искоренятся». Отец Андрей на мой вопрос о смирении ответил: «Смирение — это ненадеяние на себя». Я этим его словам очень удивился и даже подумал, что он сказал совсем не о том. Он же на эту тему больше говорить не стал, видимо, почувствовал, что я с ним не согласился, не принял его ответ сердцем. Кроме того, он вообще всегда объяснялся очень кратко, без особых комментариев, и поэтому казалось, что он говорит чрезвычайно простые, примитивные вещи и высказывает их как бы между прочим, хотя на самом деле его незатейливые слова основывались на очень глубоком, серьезном опыте.
Когда я докучал ему вопросами о разных добродетелях, о которых прочитал у Иоанна Лествичника или других отцов, он мне говорил: «Молись и все». Я изобретал всякие средства для того, чтобы приобрести, например, память смертную, или страх Божий, или смирение, а он мне отвечал именно так: «Молись и все». Мне казалось, что никакого ответа в его словах нет. Но на самом деле лишь спустя многие годы, можно сказать, только сейчас, я начал понимать, что действительно все добродетели приходят в сердце человека от Иисусовой молитвы, — конечно, если он противится греховным помыслам. От молитвы, а правильнее сказать, от благодати, которая в основном приобретается внимательной молитвой Иисусовой, в душе человека сами собой являются и страх Божий, и память смертная, и смирение, причем именно такое, каким описывал его отец Андрей, то есть ненадеяние на себя.
И хотя я читал об этом у святителя Игнатия, я удивлялся тому, что мне говорил отец Андрей. Пока сам не испытаешь, не прочувствуешь чего-либо на опыте, не соглашаешься с этим, не веришь этому по-настоящему, всем сердцем. Без молитвы или, можно сказать, вне молитвы добродетели приобрести невозможно. Это не значит, что если мы будем молиться, то можем позволить себе делать все что угодно, думая, что добродетели всё равно появятся в нас сами собой. Нет, мы должны понуждать себя к исполнению заповедей. Но необходимо помнить, что главное и даже почти единственное средство к приобретению добродетелей — настолько важное, что все остальные средства являются только вспомогательными, дополнительными, — это молитва Иисусова. В ней и борьба с самонадеянностью, и само покаяние.
Когда мы пытаемся приобрести покаяние — эту всеобъемлющую, очень важную добродетель, через которую приобретается все доброе и без которой, наверное, спастись никто не может, то думаем, что размышление о своих грехах, своих немощах поможет нам прийти в сокрушение сердечное и в нас появится покаяние. Но это не так. Покаяние, как и все прочие добродетели, приходит в душу от действия благодати Божией, а благодать Божия удобнее всего приобретается молитвой. Поэтому от внимательной молитвы Иисусовой рождается все: без нее невозможно ни исполнить заповеди, ни стяжать добродетели, ни победить страсти. Без нее невозможно даже понять, чтó на самом деле необходимо делать.
Если воспользоваться библейским образом, молитву Иисусову можно сравнить с океаном, который в первобытные времена, до потопа, омывал всю землю и орошал ее. Без живительного действия молитвы — этого духовного океана — в человеке ничто не может произрастать и тем более плодоносить. Бывает, что мы на какое-то время уклоняемся от занятия молитвой, увлекаясь посторонними делами (пусть даже и самыми благовидными), и духовная жизнь в нас замирает. Это происходит и тогда, когда мы впадаем в нерадение, остываем или под предлогом смирения (именно под предлогом, а не под действием истинного смирения) начинаем успокаиваться и молиться с прохладцей, как бы только исполняя свой долг. Мы будто бы ожидаем, когда Господь посетит нас, и не проявляем дерзновения в молитве.
Но если мы совершаем свой духовный путь без болезни сердечной, то не можем принести плода, как об этом говорят многие святые отцы. В этом делании — молитве Иисусовой — очень важно иметь такую добродетель, как болезнь сердечную. Это не значит, что у человека должно болеть сердце в буквальном смысле или он должен испытывать постоянное душевное страдание. Болезнь сердечная — это переживание о своем спасении, о своем преуспеянии, это ревность к тому, чтобы изменяться, двигаться вперед, приближаться к Богу.
Если кто-то боится, что он, будучи чрезмерно усерден к Иисусовой молитве, таким образом проявляет пред Богом дерзость и что для Бога это может быть оскорбительным, то пусть он вспомнит, что сама эта молитва по своему смыслу является молитвой покаяния. А на дерзновение человека в покаянии Бог, конечно, прогневаться не может. Иисусова молитва учила бы нас смирению, даже если бы в ней не было слова «грешного», которое усугубляет покаянное настроение. Само выражение «Господи, помилуй» передает основной смысл этой молитвы. Оно уже говорит о том, что мы считаем себя чего-то лишенными, недостойными милости Божией, поэтому и должны просить у Бога этой милости. Ни о чем не думая, ни о чем не помышляя, просто внимательно молясь, мы находим в этой молитве все необходимое для того, чтобы смириться. И чем с бóльшим дерзновением мы понуждаем себя к вниманию (конечно, все должно быть разумно и умеренно, каждый должен действовать сообразно мере своего преуспеяния), тем большее покаяние и смирение приобретаем.
Поэтому не нужно бояться такого дерзновения и думать, что Богу наше усердие неугодно. Наоборот, все святые отцы шли именно таким путем. Для усугубления внимания и преуспеяния в молитве они прибегали даже к различным искусственным приемам: например, с дыханием вводили ум в сердце, взирали умственным взором на верхушку сердца или вместо всякого слова, произносимого внутренне, говорили слова Иисусовой молитвы и таким образом сосредоточивались и собирались. И никто из святых отцов не считал, что применять эти приемы в молитве слишком дерзновенно. Правда, святитель Игнатий делает оговорку, что подобные приемы необязательны и можно обойтись без них, но это не значит, что они вообще не нужны. Иному, действительно, лучше молиться, просто вмещая ум в слова молитвы, а иному можно прибегнуть и к искусственным средствам усиления внимания. Святитель Игнатий, понимая, что люди всё равно будут вынуждены к этим средствам прибегать, описывает их и объясняет, как применять их правильно.
Я, например, советую тем, кто уже перешел от молитвы устной к молитве умной, пользоваться тем способом, который рекомендует преподобный Симеон Новый Богослов в своем сочинении «О трех образах внимания и молитвы». Феофан Затворник, переводя это творение на русский язык, пропустил самый важный момент в описании третьего, правильного, образа молитвы. Суть предлагаемого Симеоном Новым Богословом метода состоит в том, чтобы взирать умом на вершину сердца. Этот метод очень действенный, он, может быть, даже более уместный и легкий, чем соединение молитвы с дыханием.
Итак, наше преуспеяние будет зависеть по большей части от усердия к умному деланию, Иисусовой молитве. Откровение помыслов, частая исповедь, старательное исполнение послушания, конечно, необходимы, однако нужно понимать, что все эти делания подобны планетам, вращающимся вокруг Солнца, а Солнце — это молитва. Если мы не будем прибегать к помощи Божией, то не сможем приобрести и основополагающих добродетелей монашеской жизни — того же послушания, отсечения своей воли, откровения помыслов. А не приобретя этих добродетелей, мы не преуспеем и в остальном.
Какое бы огромное значение ни имело, например, откровение помыслов, но само по себе, без усердия к молитве оно ничего не даст — это только вспомогательное, а не главное средство борьбы со страстями. Никто не может очистить человека, если его не очистит Сам Господь. А если мы не будем Его об этом просить, не будем прибегать к Его помощи и прилепляться к Нему, как сказано в Евангелии, всем сердцем, всей душой, всем разумом, всей крепостью (см. Мк. 12, 33), тогда нам не поможет и Антоний Великий. Никакой, даже самый мудрый старец не принесет человеку пользы, если тот не будет прилепляться к Господу Иисусу Христу, потому что Он один является для нас Отцом, Наставником и Учителем, как Он Сам об этом сказал.
Бывает, что человек как будто бы не получает помощи от духовного наставления. Он исповедуется, выслушивает какие-то советы, но потом оказывается, что эти советы бессильны: он не меняется, вновь претыкается и падает. Подчас этот человек думает, что дело в «неопытном» наставнике, а на самом деле виноват он сам. Конечно, никто из нынешних духовных наставников не претендует на то, что имеет всю полноту добродетели рассуждения (наверное, найти это в наше время почти невозможно), но мы в таком случае сами должны усердствовать и прибегать к единственному нашему Учителю — Господу. Он может без всяких слов, без всяких чудесных откровений самим действием благодати научить нас, как нужно себя вести, просветить наш разум так, чтобы мы знали, куда нам двигаться и что с собой делать, и укрепить нашу волю в том, чтобы исполнить заповеди Божии.
Просвещение разума не означает, что человек поймет нечто особенно новое. Он поймет то, что всем давным-давно известно, что уже открыто нам в Евангелии, о чем мы как будто бы давно знали и многократно читали у святых отцов, но так, что сумеет отнести это к себе. Он осознает, кáк это исполнить и какое это имеет значение. Это затронет его сердце, станет как бы его собственным откровением.
Читая Евангелие, мы часто многое просто пробегаем глазами, а ведь все, что там сказано, — это Божественное Откровение. Но иногда то или иное слово неожиданно касается нашего сердца, и это тоже Божественное просвещение. Поэтому не нужно искать познания каких-то особенных духовных истин — надо постичь те истины, которые называются прописными, но которые пока до нашего сердца не дошли и поэтому остаются для нас лишь отвлеченным учением. А постигаются они тогда, когда мы усердно молимся. Повторю, Господь Иисус Христос может учить нас без всяких слов — все те слова, которые были нужны для нашего спасения, Им уже сказаны в Божественном Евангелии. Нам только нужно сделать так, чтобы эти слова стали для нас дорогими, живыми.
Вот так Господь невидимо научает человека, который молится внимательно. Поэтому ищущему спасения можно дать такой краткий совет: «Молись!» Это самое главное, и если человек будет это делать, то все прочее постепенно приложится, как сказано Самим Спасителем: Ищите прежде Царства Небесного, и остальное приложится (см. Мф. 6, 33). То же самое в значительной степени можно сказать и о духовных добродетелях: стяжав главную добродетель, мы с ее помощью приобретем и другие. Это не значит, что мы должны ими пренебрегать, если благодать Божия понуждает нас, допустим, помнить о смерти. Но в то же самое время, если мы будем искать памяти смертной без молитвы Иисусовой, это будет в лучшем случае зыбко и непостоянно. Когда же мы молимся Иисусовой молитвой, то благодаря ей в нашу душу постепенно вселяются и все остальные добродетели — сначала основные, а потом и второстепенные, и мы становимся настоящими христианами.
Иисусова молитва и есть то самое Царствие Небесное, которое нам нужно искать. Святые отцы даже называют ее тем единственным драгоценным бисером, ради которого купец, то есть всякий христианин, оставляет все свои богатства: чтобы купить эту драгоценность, он продает все, что у него есть. Эта жемчужина, молитва Иисусова, хотя и мала, но по ценности своей равна стоимости огромного богатства. И это, конечно, справедливо. В краткой молитве Иисусовой мы действительно обретаем всю полноту действия благодати. Святитель Игнатий говорит, что, по Преданию Православной Церкви, благодать Духа Святого удобнее всего стяжать молитвой Иисусовой. Поэтому для лучшего запоминания можно дать такое чрезвычайно краткое наставление: нужно стяжать непрестанную внимательную молитву Иисусову. Об этих двух свойствах молитвы — непрестанности и внимательности — мы должны заботиться больше всего, а вместе с этим придет и все остальное. Если же мы будем этим пренебрегать и думать, что мы можем и сами какой-то хитростью исполнить отдельную заповедь Евангелия или совет святых отцов, то у нас ничего не выйдет. Это лишь мечты.
Если мы не пойдем таким всем известным путем, то не сможем приобрести собственного опыта и ничего не достигнем. В наше время люди стали чрезвычайно склонны к гордости. Может быть, поэтому многие обстоятельства, в том числе слабое здоровье, телесные немощи, промыслительно не позволяют нам совершать какие-то особенные подвиги. Нам остается только единственный путь, при котором впасть в гордость очень трудно, — умное делание, соединенное со смирением.
В самом деле, гордиться нам нечем. Чем будет гордиться, например, брат Сергей — тем, что он больной, пьет разные лекарства и вынужден по болезни много спать и есть? Можно, конечно, впасть в гордость и от того, что ты много молишься и много каешься, но это не так страшно, потому что борьбу с гордостью и тщеславием облегчает сама покаянная молитва. Некоторые считают, что кроме покаянных молитв Богу надо приносить молитвы благодарственные и хвалебные. Святитель Иоанн Златоуст замечательно говорит о том, что покаяние есть лучшее благодарение, поскольку кающийся человек считает себя не сделавшим ничего доброго и поэтому все доброе приписывает Богу. Поэтому слова Иисусовой молитвы «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного» Богу наиболее приятны. Они являются гораздо лучшим благодарением Господу, чем восхваление Его какими-то возвышенными песнопениями. Кроме того, все православные молитвословия, в том числе и благодарственные, наполнены духом покаяния и смирения, — так сказать, проистекают из покаяния и смирения. И если мы не проникнемся этим духом через упражнение в покаянной молитве, то и благодарственные молитвы, будь то молитвы после причащения или какие-нибудь иные благодарения Богу во время литургии, не сможем искренне вознести из своего сердца: поскольку наша душа их не прочувствовала, то мы будем произносить благодарственные слова формально.
Вывод таков: необходимо стараться в течение дня сохранять Иисусову молитву и по возможности творить ее внимательно. Когда же у нас бывают какие-либо помыслы, душа возмущается той или иной страстью, то в это время читать Иисусову молитву нужно с особенным усердием. Необходимо уделять большое внимание правилу, понимая, что молитвенное правило — это одно из самых главных занятий монашествующих. Важно стараться внимательно произносить молитву Иисусову и во время богослужения, даже если мы присутствуем на нем совсем недолго, и при этом, конечно же, надо вникать и в само богослужение, в особенности когда совершается Божественная литургия. То немногое время, которое у нас остается свободным, мы не должны проводить в праздности: лежать глядя в потолок, «расслабляться» и так далее. Ум всегда должен быть занят. Когда есть силы, при занятии молитвой можно делать поклоны (конечно, по благословению), когда сил нет, можно молиться сидя или даже лежа, но нельзя оставлять ум праздным. Если же ты устал от молитвы или, может быть, впал в некоторое уныние и расслабление — читай какую-нибудь святоотеческую книгу или Священное Писание.
Очень важно избегать праздных бесед и лишних разговоров даже по делу, потому что от этого душа очень быстро охладевает: то, что приобретено несколькими часами молитвы, можно потерять за одно мгновение. Допустим, ты молился на правиле или богослужении, читал святых отцов, приобрел радостное расположение духа. От радости начал с кем-нибудь болтать, — глядишь, через полчаса у тебя в душе уже пусто. Нам нужно стараться не только стяжать благодать Божию, но и сохранить ее. Как наши прародители должны были возделывать и хранить рай, так и мы должны заниматься умным деланием и хранить то, что приобрели по благодати, по милости Божией. Поэтому многие отцы, и в частности святитель Игнатий, совершенно справедливо говорят о том, что необходимо заботиться в особенности о молчании. Впасть в празднословие можно даже на исповеди или на откровении помыслов. Бывает, что человек чрезвычайно много и подробно рассказывает о вещах второстепенных, забывая при этом некоторые свои серьезные прегрешения. Он пустословит — и уходит с исповеди, не только не получив облегчения, но даже чувствуя некоторое опустошение. Это происходит потому, что он много говорил и даже во время самой исповеди увлекся той или иной страстью, допустим гневом, осуждением или тщеславием.
Необходимо помнить, что главное в молитве — это внимание, все остальное придет само. Но если у тебя при молитве появляется, например, страх Божий, умиление, любовь к Богу или ближнему, то не нужно эти ощущения отвергать, думая, что ты их якобы не достоин. Если мы привыкнем все время отвергать благодать Божию, то она перестанет нас посещать. Если же мы при возникновении некоторого духовного или телесного ощущения (например, некоторого тепла в сердце) сомневаемся, действительно ли оно от Бога, то у нас есть способ это проверить: мы должны еще более внимательно помолиться. А само это ощущение, если мы боимся ошибиться, нам лучше не принимать с полным доверием, но ни в коем случае и не отвергать.
Конечно, есть некоторые явные признаки прелести, и в этом отношении надо соблюдать осторожность. Для того чтобы уметь их распознавать, мы читаем святых отцов и всегда должны быть готовы к тому, что и мы можем встретиться с подобным искушением. Но есть вещи такие тонкие и для неопытного человека непонятные, расспросить о которых он или не имеет возможности, или просто не умеет: он не может понять, что с ним происходит, и описать это духовнику. Поэтому универсальный метод — это внимательная молитва, по возможности с сокрушением сердечным. Через нее человек распознаёт, что с ним произошло. При усердии к внимательной молитве он приобретает духовный вкус: как с помощью органов вкуса человек отличает одно блюдо от другого и чувствует, сколько в пище пряностей, соли и сахара, так и своей «духовной гортанью» он постепенно начинает различать вкус духовных брашен. Потому при появлении в молитве непонятных ощущений пугаться не стоит, а нужно уповать на Бога. Если Господь не попустит, то никакой беды с нами не случится. Мы должны Богу доверять. Нам следует, конечно, проявлять осторожность, руководствуясь теми знаниями, которые мы почерпнули из творений святых отцов, а в том, чего мы понять не умеем, мы должны полагаться на Бога. Господь нас не оставит и вразумит. Безусловно, очень важно в таких случаях советоваться с духовником.
Я провел эту беседу не для того, чтобы вы, прослушав ее, теперь только молились, ни с кем не советовались и пренебрегали откровением помыслов. Хочу, чтобы вы поняли, что внимательная молитва — это основная добродетель. Ради нее существует и послушание, и откровение помыслов. Если бы даже были возможны откровение помыслов и послушание без молитвы, то я уверен, что они не приносили бы почти никакой пользы, потому что все это делается только вместе с молитвой и ради молитвы.
Молитва настолько близка к действию благодати, что, можно сказать, это почти одно и то же. Благодать Божия в основном действует в человеке таким образом, что у него прежде всего изменяется молитвенное состояние. Непрестанная молитва, внимательная молитва — что это, как не действие благодати?
Я говорю об этом потому, что во время прошлой беседы, может быть, некоторые неверно подумали, будто я укорял вас в чрезмерной ревности. Я говорил о ревности неправильной. Ревность, конечно, должна быть и в молитве, но здесь она, если так можно выразиться, скорее созерцательная, а деятельная ревность обнаруживается в послушании, в трудах по монастырю и так далее. У человека, который совершенствуется в молитве, естественным образом от действия благодати появляется усердие и к угождению братии, и к послушанию, и даже к самой обыкновенной, как будто бы совершенно бессмысленной работе, поскольку он чувствует потребность в чем-то выразить свое душевное состояние.
В своей прошлой беседе я пытался умерить пыл тех людей, которые ищут какого-то особенного подвига: допустим, особого уединения, пустынножительства и так далее, тогда как настоящая ревность у современных монахов проявляется именно в правильном поведении в общежительном монастыре.
***
Вопрос. Я сейчас являюсь старшим по послушанию и часто вынужден настаивать на выполнении каких-то работ, при этом трудно сохранять молитву. Как правильно вести себя в таких случаях?
Ответ. На каждом послушании есть свои трудности, которые нужно преодолевать, сохраняя при этом ту благодать, которая у тебя есть. Авва Дорофей дает хорошее наставление о том, что выполнить какое-то дело — это одна восьмая искомого, а сохранить свое устроение, даже если при этом и не получится исполнить послушание, — это три восьмых с половиной. Нужно понимать, что наша конечная цель — это чистота души. Стараться исполнить послушание нужно изо всех сил, но не ценой греха. Конечно, новоначальным трудно удержаться и совсем не поддаваться осуждению или гневу, но нужно стремиться к тому, чтобы по крайней мере не быть поглощенным этими страстями. Если чувствуешь, что в чем-нибудь погрешил, тут же молись.
Работать все равно надо: если мы будем только сидеть на стуле и молиться, чтобы не впасть в искушение, то как тогда наш монастырь будет существовать?
Вопрос. Хульные помыслы возникают не от человеческого естества?
Ответ. Обращаясь к библейским сюжетам, мы приходим к выводу, что зло человеку противоестественно, оно пришло в него извне и чужеродно его природе. Но от нашей падшей природы греховные помыслы происходить могут. Если мы примем нашу падшую природу за норму потому, что в падшем состоянии находятся все без исключения, то получится, что, допустим, неверие в Бога или ропот на Бога (а это все можно отнести к хуле) тоже могут происходить от человеческого естества.
Можно вспомнить такую историю. Одного монаха мучила блудная брань, и он попросил, чтобы старец за него помолился. Старец наложил на себя пост, молился целую неделю. Встречает монаха и спрашивает: «Ну что?» — «Да нет, — отвечает, — не прошло, все то же самое». Старец наложил на себя еще более строгий пост и неделю усердно молился. По прошествии и этой недели монах сказал, что легче ему не стало. Тогда старец обратился к Богу с молитвой: «Господи, почему Ты меня не слышишь? Видимо, я грешник, у меня немощные молитвы». Вдруг ему явился бес, который искушал того брата, и сказал: «Отче, у этого монаха есть свой бес — чрево. И пока он не перестанет ему угождать, твои молитвы ему не помогут».
В конечном счете нет никакой разницы в том, происходят греховные помыслы от нашего естества или от бесов, — главное, чтобы у нас этих помыслов не было.
Вопрос. Что такое телесное исполнение заповедей Христовых?
Ответ. Телесное исполнение заповедей — это внешнее аккуратное исполнение своего христианского долга без очищения сердца. Но исполнить заповеди без умного делания невозможно, — об этом говорит и старец Василий Поляномерульский. Когда человек исполняет заповеди только внешне, то он многого не видит и погрешает. Поскольку он не внимает себе, то не замечает тех уклонений от Евангелия, которые происходят в его душе, и мнит, что все делает правильно.
Вопрос. Как буквально перевести на русский язык эти слова из чина пострига: «Приими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий ко всегдашней молитве Иисусове»? Имеется в виду заповедь о непрестанной молитве?
Ответ. Всегдашняя молитва — это непрестанная молитва. Глагол Божий — это и есть собственно Иисусова молитва, меч духовный — это, конечно, не четки, а также Иисусова молитва. «Меч духовный есть глагол Божий» — и дальше объясняется, что это всегдашняя Иисусова молитва. Не надо искать в этих словах таинственный смысл. На постриге не будут говорить какие-то запутанные вещи, — наоборот, постригаемому все должно быть понятно.
«Приими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий ко всегдашней молитве Иисусове» — прими эти четки в знак того, что ты всегда должен творить Иисусову молитву, которая является глаголом Божиим.
Вопрос. Бывает, вечером, после суетного послушания почитаешь какую-нибудь духовную литературу и хорошо сосредоточишься, а потом примешь один помысел, будто бы по послушанию, затем другой, третий и увлечешься ими. Иногда так ими пленяешься, что даже не замечаешь, как проходит час. Извиняешь себя тем, что помыслы по делу. Это наваждение, бесовское искушение?
Ответ. Почему же? Тут много от естественного состояния. Если тебе удалось уединиться и ты взялся читать Священное Писание или какую-то святоотеческую книгу, понуждай себя к внимательному чтению: старайся вмещать ум в слова и таким образом преодолевать ту косность ума, из-за которой человек стремится перебрать в памяти все, что происходило в течение дня. Взяться за молитву тоже тяжело. При чтении сосредоточиться легче, но понуждать себя необходимо и в этом случае.
Вопрос. Существует мнение, что занятие Иисусовой молитвой являет собой крестоношение, прискорбный путь. А сейчас есть тенденция относиться к духовной жизни с прохладцей: люди стремятся к спасению, но в то же время хотят спасаться поудобнее. Может быть, поэтому многие и не молятся?
Ответ. Дело в том, что при занятии Иисусовой молитвой сразу обнаруживается немощь человека. Если он читает какую-нибудь длинную молитву, канон или кафизму, то смысл читаемого отвлекает его от молитвенной сосредоточенности. Интерес, который он при чтении таких молитвословий испытывает, создает у него иллюзию, будто он внимательно молится, хотя, собственно, самой молитвы тут очень мало. Все внимание направлено на то, чтобы понимать смысл читаемого. Это, конечно, неплохо — во всяком случае, лучше, чем совсем не молиться или заниматься каким-нибудь греховным делом. Однако когда этот человек берется за Иисусову молитву, то обнаруживает, что молиться он, оказывается, совсем не умеет: мысли его рассеянны, он совершенно не владеет своим умом, не может справиться с обилием греховных помыслов, молиться ему вообще скучно и неинтересно.
Эта опустошенность, мятежность ума, конечно же, вызывает в человеке малодушие. Он желает избавиться от такого состояния, но часто не путем борьбы, а путем возвращения в прежнее иллюзорное состояние. Какой-нибудь акафист или канон производил на него некоторое впечатление, вызывал некие чувства, и человек воображал, что испытывает действие благодати, а на самом деле его состояние объясняется элементарно, иногда даже оно вызвано действием каких-либо страстей.
Итак, человек вдруг обнаруживает, что молиться он не умеет. Мало того, благодаря Иисусовой молитве он начинает видеть множество своих грехов и приходит в удрученное, подавленное состояние. Потом в связи с тем, что он постоянно молится, демон начинает возбуждать в нем страсти — и начинается борьба, иногда чрезвычайно тяжелая, мучительная. К тому же, когда человек по-настоящему занимается молитвой Иисусовой, он понимает, что спасаться на самом деле очень тяжело, нужно преодолеть огромную пропасть, которая находится между ним и Богом. Человек осознаёт свою отчужденность от Бога, видит свою немощь, греховность, лукавство и впадает чуть ли не в безнадежие.
Поэтому люди боятся идти этим действительно крестным путем. Они не желают посмотреть на вещи трезво, предаются иллюзиям и избирают путь легкий: спокойно живут, как-то молятся и даже не осознают, что борьба-то на самом деле идет за вечность, хотя осуждать, я думаю, никого не нужно.
Вопрос. Когда стараешься молиться без помыслов, то сначала молишься нормально, спокойно, а потом становится скучно. В таких случаях пытаешься себя несколько взбадривать, вспоминать какие-то святоотеческие книги. Можно ли так поступать?
Ответ. Конечно, иногда допустимо привести на ум какую-то мысль, но святоотеческие книги вспоминать не надо. Можно позволить себе лишь то, что не надмевает, а это прежде всего память смертная. Все остальное опасно, поскольку нередко дает повод к гордости. Я советовал бы не подбадривать себя мыслями, а понуждать себя внимательно молиться, потому что эти мысли всё равно будут отвлекать. Они принесут какой-то временный результат, а потом ум снова рассеется. Так ты и будешь все время о чем-то размышлять, каждый раз принимаясь искать для усиления внимания какое-то искусственное средство.
Святоотеческая литература, конечно, подбадривает — в том случае, когда мы читаем ее до молитвы. В должное время она не только назидает, но еще и возбуждает ревность. А при молитве, повторюсь, святоотеческие книги вспоминать не нужно, потому что есть опасность впасть в многомыслие.
Вопрос. Батюшка, у меня возник вопрос насчет богослужения. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что высшее молитвенное состояние на богослужении — то, при котором человек чувствует себя с поющими единым целым: и он и хор как бы вместе вопиют ко Господу. Я пытаюсь этого достичь, но у меня не получается. Почему?
Ответ. Не получается сейчас — получится после. Иногда это может не получаться потому, что при молитве нет еще должного внимания, молитва еще недостаточно благодатная. А когда ты станешь молиться усердно, внимательно, то Иисусова молитва будет соединяться с богослужением и ты будешь чувствовать, что оно тебя как бы окрыляет, помогает тебе. Сейчас у тебя не получается от некоторой неопытности, а не потому, что ты делаешь что-то неправильно. Правда, тут еще может иметь значение и плохое пение. Когда пение красивое, вдохновенное, тогда собраться легче.
Вопрос. Изложено ли где-то учение о молитве как некая система?
Ответ. Святитель Игнатий как раз всю эту систему излагает. У нее существуют и некоторые вариации: есть основное — то, что обязательно должно присутствовать при молитве, и есть второстепенное, например искусственные приемы, которые необязательны.
Вопрос. Может ли во время молитвы напрягаться тело?
Ответ. Когда человек сосредоточивается, то непроизвольно возникает напряжение тела. Нужно следить за тем, чтобы это напряжение не было чрезмерным, и обращать внимание на то, какие части тела напрягаются. Бывает, что человек старается опустить ум в сердце и у него напрягаются нижние части тела, — этого допускать нельзя. А напряжение в мышцах шеи или плеч вполне естественно, об этом пишут и святые отцы.
При сосредоточении не должно быть большого напряжения в сердце, тут надо действовать осторожно. Если человек начинает как бы давить умом на сердечное место, то в сердце может возникнуть боль, однако некоторое малое напряжение возможно.
Святые отцы для более внимательного упражнения в умном делании советовали еще пользоваться низким седалищем, чтобы сидеть в несколько скрюченном положении, будто сжавшись в комок. Такое напряженное положение способствует сосредоточению и вызывает в человеке смиренное чувство, мысль о своей ничтожности. Но так делать необязательно — это искусственный прием.
Вопрос. Как относиться к словам святителя Феофана, который говорит, что тепло, возникающее в сердце от искусственного приема, является ступенью к более благодатной молитве, хотя само это сердечное чувство не благодатное, а просто кровяное. Он описывает это ощущение как болячку.
Ответ. При молитве может возникать естественное тепло. Если оно появляется в верхней части сердца, то в этом нет ничего страшного. Болячка — это образное выражение: имеется в виду не настоящая боль, а некоторое постоянное ощущение.
Вопрос. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет о кровяном тепле, при появлении которого даже прикладывают к телу мокрое полотенце. Это то же самое тепло, о котором говорит святитель Феофан?
Ответ. Нет, это совсем другое явление. Святитель Игнатий пишет о том кровяном тепле, которое появляется в нижней части сердца и нисходит в чресла и от которого может возникнуть блудная похоть. А святитель Феофан говорит о тепле в верхней части сердца. Оно не является благодатным, это просто следствие нашего умственного напряжения, сосредоточения именно на сердце. Но это явление впоследствии может способствовать внимательной молитве, и не исключено, что со временем она перейдет и в благодатную.
Вопрос. Бывает, что я чувствую на ребрах как бы давление изнутри. Чем это объяснить?
Ответ. Это естественное побочное следствие желания собраться воедино. Не напрягайся так сильно, нужно действовать с большей осторожностью. В первую очередь должно быть напряжение умственное, телесное же надо свести до минимума. А может быть, если давление не очень сильное, можно и не обращать внимания, пренебречь этим, потерпеть.
Вопрос. Можно ли взирать на верхнюю часть сердца, когда читаешь простые молитвословия?
Ответ. Это, наверное, трудно и неудобно, если ты читаешь глазами, но в принципе можно. Святитель Игнатий говорит, что соединять ум с сердцем уместно при любой молитве.
[*] Беседа в мужском монастыре Всемилостивого Спаса, 4 ноября 1999 года.