Схиархимандрит Авраам
Благая часть

Том 1. О добросовестности при исполнении послушания

О добросовестности при исполнении послушания*

Сегодня мы с вами поговорим о послушании, но обратимся лишь к одному аспекту этой широкой темы — необходимости ответственно и точно исполнять то, что заповедуют нам старшие.

Отсутствие ответственности — недостаток, который очень часто встречается даже среди людей верующих как в миру, так и в монастыре. Как говорит нам жизненный опыт, найти человека, на которого можно было бы полностью положиться, к сожалению, очень трудно. Чаще всего мы бываем вынуждены сначала отдать приказание, потом настоять на том, что его необходимо выполнить, при этом иногда приходится повышать голос или прибегать к угрожающей интонации. Затем нужно проверить, приступил ли человек к делу, и, наконец, посмотреть, исполнил ли он порученное. А спохватишься слишком поздно — в результате дело не будет сделано, а подходящие обстоятельства уже невозможно будет вернуть.

Основательница и первая настоятельница Покровского монастыря в Киеве, великая княгиня Александра Петровна, говорила, что монаху нужно знать только три фразы: «Благословите», «Простите» и «Спаси Господи». Это все правильно, но нужно признать, что у нас слова «благословите» и «простите» порой принимают совершенно другой характер. Человек говорит «благословите» не для того, чтобы приступить к исполнению порученного дела, а для того, чтобы его оставили в покое. Казалось бы, раз человек сказал «благословите», значит, он все понял, и никаких претензий к нему не будет. А он уходит и спокойно занимается не тем, на что взял благословение, а тем, чем ему хочется. Проходит время. Ты этому человеку доверился и не проследил, как он исполняет поручение. Наконец спрашиваешь: «Ты это сделал?» — «Нет». — «А почему?» — «Простите». Хочется некоторым таким людям в тарелку вместо супа положить записку: «Простите, супа нет». Уж конечно, тот, кто в своей тарелке за обедом обнаружит подобное блюдо, будет весьма недоволен. Разумеется, я не против слова «простите», его можно и нужно сказать, когда ты кого-то обидел и просишь прощения. В ответ слышишь: «Бог простит», и размолвка, таким образом, разрешается, все успокаиваются и умиротворяются. Но прикрывать словом «простите» свою бездеятельность, считать, что, поскольку нам все должны всё прощать, мы можем ничего не делать, — это лукавство. Есть знаменитый рассказ о волшебном слове «пожалуйста», а у нас в монастыре таким волшебным словом стало «простите». Не сделал человек ничего или сделал все по-своему, не так, как ему сказали, он лишь отвечает: «Простите!» И все! Что с ним после этого делать? Назад уже ничего не вернешь, обстоятельства не переменишь, и так человек творит свою волю, прикрываясь смирением, а на самом деле, конечно, проявляет лукавство.

Примером послушания, как и всего остального, для нас служит, конечно же, Господь наш Иисус Христос. Причем Он оказывал послушание в том числе и тем, которые, несмотря на свою святость и праведность, были гораздо меньше Его как Сына Божия, то есть находился в повиновении у Своих родителей. Евангелие говорит нам о том случае, когда Господь в двенадцатилетнем возрасте отстал от родителей и потом они обнаружили Его в храме. Это повествование заканчивается такими словами: И Он пошел с ними, и пришел в Назарет; и был в повиновении у них. И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем. Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков (Лк. 2, 51–52). Что значит повиновение? Спаситель беспрекословно во всем повиновался Своим родителям, несмотря на то что они, как люди, конечно, могли в каких-то житейских мелочах ошибаться. Вот пример такой ошибки: родители не могли найти Отрока Иисуса, искали Его среди родственников, тогда как им нужно было понимать, что Ему надлежит быть в доме Отца Его. Один из знаменитых подвижников нашего времени, преподобный старец Силуан Афонский называет этот случай безгрешной ошибкой Божией Матери (не грехом, а именно безгрешной ошибкой).

Таким образом, Господь наш Иисус Христос явил нам пример послушания, хотя, собственно, поступал Он так не ради примера: это поведение было естественным следствием Его нравственного совершенства. И, конечно же, находясь в повиновении у Своих родителей, Он исполнял все их приказания, в том числе работал со Своим мнимым отцом Иосифом — плотничал или столярничал. Об этом было известно всем жителям Назарета. Спасителя называли тектоном, то есть плотником, и для окружающих это Его занятие было само собой разумеющимся. Тем самым Господь Иисус Христос, Который был всемогущим Богом, Который дважды накормил несколькими хлебами тысячи Своих приверженцев, следовавших за Ним, показал, что нужно повиноваться людям, если они не требуют ничего противоречащего совести, ничего противоречащего воле Божией, потому что совесть есть голос Божий в человеке, как учат святые отцы. Об этом эпизоде так рассуждает святитель Тихон Задонский: «И бе повинуяся има. Кто? Господь. Кому? Человекам, рабам Своим. Чего ради? Да наше преслушание и непокорение, которое нас обличало пред Богом, загладить. Нас ради, тебе ради и мене ради, не только в мир пришел Господь наш, но и повиновался человекам: И бе повинуяся има. Кому? Матери Своей Пресвятой и Иосифу. Видишь любовь к ним, видишь и смирение ради нас Сына Божия. Благодарим Тя о сем и поклоняемся Тебе, Слове Божий и Господь сил»[1].

В Евангелии мы можем найти множество примеров того, как ученики Спасителя не просто проявляли послушание Ему, но исполняли Его приказание буквально. Несмотря на то, что порой эти приказания противоречили здравому смыслу, через точное их исполнение осуществлялась воля Божия. Как, например, был призван на проповедь апостол Петр вместе с некоторыми другими? Сначала Господь вошел к нему в лодку и проповедовал. Затем, как будто бы желая отблагодарить хозяина лодки, а на самом деле стремясь призвать его к апостольскому служению, Спаситель сказал: Отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть (Лк. 5, 4–5).

Апостол Петр был рыбаком с детских лет (в те времена дети, как правило, наследовали ремесло своих родителей), и опыт подсказывал ему, что ночью заниматься ловлей рыбы гораздо легче, больше надежды на успех. Хотя он и возразил Господу, сказав: «Мы трудились всю ночь и ничего не поймали», но потом, тем не менее, послушался Его. Рыбаки всё сделали по слову Спасителя и поймали великое множество рыбы, так что даже сеть у них порвалась. И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть (Лк. 5, 7). В точности исполнив сказанное Господом, апостол Петр не только получил большой улов, но и, самое главное, уверился в Божественности Спасителя, последовал за Ним и стал одним из Его избранных учеников.

Уже после Своего воскресения Господь наш Иисус Христос подобным же образом, будто напоминая апостолам о том первом чуде, уверил их, что перед ними стоит именно Он. Те вновь всю ночь ловили рыбу, но ничего не поймали. А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус. Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет. Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы (Ин. 21, 4–6). Посмотрите: если раньше Спаситель сказал рыбакам отплыть на глубину, что соответствовало здравому смыслу (рыбу ведь нужно ловить именно на глубине), то теперь Он требует от них большего повиновения, большей веры и дает приказание, кажущееся странным, неуместным и, если можно так выразиться, непрофессиональным. Какая разница, с правой стороны лодки ты закинешь сеть или с левой? Однако апостолы беспрекословно исполнили повеление Господа. Причем если в прошлый раз пойманной рыбы было столько, что у апостолов прорывались сети, то теперь они даже не смогли свои сети поднять из воды и должны были тащить их за собой до самого берега.

Многие из учеников Спасителя были рыбаками, а значит, прекрасно знали это ремесло и все его особенности. Странные приказания должны были бы вызвать сомнения у этих людей, тем не менее они в точности исполнили то, что говорил им Господь, а благодаря этому стали свидетелями чудес и уверились в Божественности Господа Иисуса Христа. В малом, нейтральном по отношению к спасению души деле они приобрели духовную силу и крепость, чтобы осуществлять дела гораздо более сложные — исполнять заповеди Божии и с опасностью для жизни проповедовать Евангелие по всему миру.

А вот еще одно чудесное евангельское событие, связанное с ловлей рыбы: в Капернауме к апостолу Петру подошли собиратели пожертвований для храма и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? Он говорит: да. И когда вошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир (то есть четыре драхмы. — Схиигум. А.); возьми его и отдай им за Меня и за себя (Мф. 17, 24–27). Мыслимое ли дело поймать рыбу, у которой в устах золотая монета? Разумный человек понимает, что это невозможно, и апостол Петр, хотя и был рыбаком с детских лет, конечно, никогда ничего подобного не видел. Тем паче здесь речь идет не о том, чтобы сетью поймать многих рыб, у одной из которых еще могло найтись нечто подобное, а именно о том, чтобы сразу поймать такую рыбу. Однако Петр не сомневается и в точности исполняет приказание Господа. Евангелист Матфей не говорит, чем окончилось это происшествие — само собой разумеется, что все так и было, как сказал Спаситель.

 Приведу другой характерный эпизод. Однажды ученики, понимая, что с точки зрения здравого смысла исполнить повеление Господа невозможно, тем не менее опять в точности послушались Его. Иисус, возведя очи и увидев, что множество народа идет к Нему, говорит Филиппу: где нам купить хлебов, чтобы их накормить? Говорил же это, испытывая его; ибо Сам знал, что хотел сделать. Филипп отвечал Ему: им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому из них досталось хотя понемногу (Ин. 6, 5–7). Эту подробность евангелист приводит здесь, чтобы пояснить, каким было состояние учеников: они понимали, что если купить хлеба даже на двести золотых монет, то каждому из собравшихся едва достанется по чуть-чуть. Один из учеников Его, Андрей, брат Симона Петра, говорит Ему: здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества? (Ин. 6, 8–9). Иными словами: «Да, у нас есть немного пищи, но, конечно, этого не хватит для столь многих людей, не стоит об этом даже и говорить». И всё же после обычного человеческого расчета того, сколько нужно денег, чтобы накормить несколько тысяч присутствовавших, при уверенности в том, что сделать это невозможно, ученики Спасителя послушались Его и выполнили странное, необыкновенное приказание.

Иисус сказал: велите им возлечь (Ин. 6, 10). Как возлечь, зачем, когда из еды лишь пять хлебов ячменных и две рыбки? Откуда взять больше, апостолы не знали. Они осознавали, что у них нет этой пищи, а чтобы ее купить (может быть, у них и имелись какие-то деньги, те же двести динариев, о которых упомянул апостол Филипп), нужно было прежде пойти в селение. Да и стоило ли ради того, чтобы каждому досталось лишь понемногу, располагаться на траве, словно для настоящего обеда? Тем не менее апостолы последовали словам Спасителя.

Было же на том месте много травы. Итак, возлегло людей числом около пяти тысяч. Иисус, взяв хлебы и воздав благодарение, роздал ученикам, а ученики возлежавшим, также и рыбы, сколько кто хотел (Ин. 6, 10–11). И вдруг произошло чудо! Мы даже не представляем себе, как именно все совершилось. Может быть, у учеников была корзина с хлебом и рыбой, и, раздавая из нее пищу всем собравшимся, они видели, что пища эта не иссякала, или это происходило каким-нибудь иным, не описанным здесь подробно образом. Но Евангелие достоверно говорит, что все насытились, и не просто насытились, а уже больше точно не хотели есть, потому что еда осталась: И когда насытились, то сказал ученикам Своим: соберите оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало. И собрали, и наполнили двенадцать коробов кусками от пяти ячменных хлебов, оставшимися у тех, которые ели (Ин. 6, 12–13).

Как я часто говорю, мы привыкли к описанным в Евангелии событиям, уже не замечаем их необыкновенности, и жития святых оказывают на нас даже большее впечатление: нам кажется, что святые к нам ближе, произошедшее с ними для нас понятнее, а сами житийные чудеса выглядят более выпукло и поражают наше воображение и наши чувства сильнее, чем чудеса евангельские. Но на самом деле, конечно, обилие и величие евангельских чудес несравнимы ни с чем, даже с тем, что совершалось в жизни самых великих святых. По привычке пробегая глазами Евангелие, мы не осознаем исключительности событий, о которых там идет речь, и потому не обращаем внимания на такой важный факт, что ученики самоотверженно повиновались Спасителю, хотя были такими же людьми, как и мы, обладали обычным для человека здравым смыслом. Об этом говорит, в частности, упомянутый нами ответ Филиппа Господу — на двести динариев не купить столько хлеба, чтобы каждому досталось хотя бы понемногу. Тем не менее, несмотря ни на что, апостолы исполняли волю Господа и таким образом всё более и более приобретали веру в Него; благодаря своему беспрекословному послушанию, они становились всё более и более преданными Ему духом, избранными Его учениками. В этом была их заслуга, ведь Спасителя окружало великое множество людей, безоговорочное же повиновение Ему оказывали весьма немногие. Возможно, благодаря этим своим внутренним качествам ближайшие ученики Господа Иисуса Христа и были избраны Им для апостольского служения.

Известно, что большинство из них были людьми простыми. Вероятно, именно эта простота и позволяла им так слушаться Спасителя, так отсекать собственную волю безо всяких размышлений. Впрочем, апостол Матфей был, как известно, мытарем. С одной стороны, эта профессия считалась низкой, недостойной (фактически мытари занимались вымогательством), с другой стороны, сборщик налогов непременно был человеком грамотным, потому что, собирая налоги, он должен был вести точные записи, как-то отчитываться о своих действиях. Тем не менее и апостол Матфей повиновался Спасителю и исполнял волю Божию столь же преданно, послушно и смиренно, как и все остальные апостолы.

То, до какой степени простиралось это необыкновенное повиновение апостолов Спасителю, показывает случай, бывший с апостолом Петром: И тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ. И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный. В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь. Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде (Мф. 14, 22–28).

Смотрите, как проявилось беспрекословное послушание апостола Петра, непостижимое человеческим разумом. Сам он пойти по воде не дерзнул, но понимал, что если Господь ему повелит, то и это станет возможно. А ведь апостол Петр знал все свойства водной стихии и видел, что при такой буре может погибнуть и умелый пловец. Он же сказал: иди. И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу (Мф. 14, 29). Вот какова сила послушания! Вот где настоящее отречение от своего разума!

Но вдруг в апостоле Петре проснулся здравый смысл — он, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня (Мф. 14, 30). Увидев бурю, он вдруг на мгновение потерял свою веру, свое послушание, и в нем проявилось обыкновенное человеческое рассуждение. Он испугался, подумав: то, что он сейчас делает, делать невозможно. И, в то время как он стал прислушиваться к своему рассудку, вера в нем поколебалась, он начал тонуть и закричал: Господи! спаси меня. Он прекрасно умел плавать, но буря была столь сильной, вздымала такие горы воды, что даже человек, спокойно ориентирующийся в водной стихии, чувствующий себя в ней естественно, оказался беспомощным.

Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился? (Мф. 14, 31). Господь Иисус Христос укоряет апостола Петра не за то, что он пошел к Нему по воде, то есть не за то, что он послушался и взял на себя в этом послушании чересчур много, но за то, что он усомнился, подумав, что невозможно идти по воде при такой буре. И, когда вошли они в лодку, ветер утих. Бывшие же в лодке подошли, поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий. И, переправившись, прибыли в землю Геннисаретскую (Мф. 14, 32–34). Мы видим здесь пример того, что происходит, когда человек отрекается от своего разума и когда он, уже исполняя послушание, начинает, напротив, внимать своему рассудку. В последнем случае он, подобно апостолу Петру, начинает «тонуть».

Теперь вернемся непосредственно к нашей теме — тому, с какой добросовестностью апостолы слушались Спасителя. Когда Господь наш Иисус Христос должен был входить в Иерусалим, то послал учеников Своих, чтобы те привели к Нему осла, на котором Он должен был совершить это торжественное шествие. Когда приблизился к Виффагии и Вифании, к горе, называемой Елеонскою, — повествует евангелист Лука, — послал двух учеников Своих, сказав: пойдите в противолежащее селение; войдя в него, найдете молодого осла привязанного, на которого никто из людей никогда не садился; отвязав его, приведите; и если кто спросит вас: зачем отвязываете? скажите ему так: он надобен Господу. Посланные пошли и нашли, как Он сказал им. Когда же они отвязывали молодого осла, хозяева его сказали им: зачем отвязываете осленка? Они отвечали: он надобен Господу. И привели его к Иисусу, и, накинув одежды свои на осленка, посадили на него Иисуса (Лк. 19, 29–35).

Представьте подобную ситуацию в наше время. Вам говорят: «Там стоит автомобиль, пойдите и пригоните его сюда, а когда вас спросят: „Зачем он вам нужен?“ — ответьте: „Он нужен Господу“». Как бы вы отреагировали на такое распоряжение? Наверняка оно показалось бы вам совершенно диким и невозможным. Но ученики уже привыкли слушаться Господа, они верили Ему и знали, что, если Он говорит о чем-либо, необходимо беспрекословно это исполнять, а потому пошли и всё сделали. Перед ними действительно возникло препятствие, хозяева (не какие-то люди со стороны, а именно владельцы животного) начали спрашивать, зачем забирают их осла, но ученики, как им было велено, сказали: «Он надобен Господу». И благодаря тому, что ученики беспрекословно послушались, с точностью до мелочей исполнили приказание, совершилось чудо. Событие, о котором мы с вами сейчас говорим, было самым настоящим чудом, хотя и не очевидным: незнакомые апостолам люди, услышав слова учеников Спасителя, видимо, почувствовали что-то в душе и не смогли им отказать, не смогли воспрепятствовать, а потому позволили им сделать все так, как сказал Господь. Многие ли из нас способны на такое повиновение? Подчеркиваю, речь идет не просто о послушании, а об ответственном, точном исполнении приказания.

Напомню вам еще и о том, что произошло перед самыми страданиями Спасителя: Настал же день опресноков, в который надлежало заколать пасхального агнца, и послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть пасху. Они же сказали Ему: где велишь нам приготовить? Он сказал им: вот, при входе вашем в город, встретится с вами человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним в дом, в который войдет он (Лк. 22, 7–10). Представьте себе: вам говорят, что вы должны войти в город и встретить человека с кувшином воды — все, больше никаких дополнительных сведений. «А вдруг там будет не один человек? А вдруг их будет несколько? Или на пути мы вовсе ни с кем не встретимся?» — так подумал бы всякий здравомыслящий человек. Но ученики, вновь показывая свою преданность Спасителю, беспрекословное и в то же время разумное послушание (разумное не в том смысле, что они в подобных обстоятельствах начинали рассуждать по-своему, а в том, что точно исполняли приказание), идут назначенным путем, притом идут сразу, не медля — иначе тот, о ком шла речь, мог набрать воды и отправиться дальше по своим делам. И они действительно встречают этого человека и исполняют повеление Господа: И скажите хозяину дома: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? (Лк. 22, 11). Опять-таки апостолы обращаются с вопросом к тому, кто им совершенно незнаком: раб или слуга хозяина дома нес воду и невольно указал ученикам Спасителя дом, куда они должны войти. Их поведение должно было казаться окружающим весьма странным. Хотя Иерусалим был тогда не настолько большим городом, как современные мегаполисы, но его населяло по крайней мере более ста тысяч жителей, то есть огромное число людей. Однако, несмотря ни на что, апостолы в точности исполнили волю Своего Учителя, и все получилось именно так, как Он говорил. Они пошли, и нашли, как сказал им, и приготовили пасху (Лк. 22, 13).

Заметьте, вкушение этой пасхи было очень ответственным и важным моментом в служении Спасителя. Именно тогда впервые было совершено таинство преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, именно тогда состоялось утверждение Евхаристии, которая сейчас совершается за Божественной литургией. И все это началось с такого сомнительного, странного, с точки зрения здравого смысла, повеления — встретить человека, несущего кувшин воды, последовать за ним в тот же дом, куда войдет он, и сказать хозяину: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? Но ученики Спасителя пренебрегли своим здравым смыслом, которым они руководствовались ранее, когда говорили, например, про двести динариев. Да, они откровенно высказывали то, что думали, они могли даже сомневаться вслух, но затем уже выполняли распоряжения без раздумья, отвергая свой образ мыслей, свои представления о вещах.

Есть ли в Евангелии примеры того, как люди откровенно не повиновались Господу? Наверное, таких случаев можно вспомнить много, но один из них, на мой взгляд, в наибольшей степени относится к нашей теме. Конечно, тем, насколько важным было точное исполнение приказаний Спасителя, смысл этого и других только что приведенных мною евангельских повествований не исчерпывается. Но мы с вами продолжим говорить только об одной их стороне, интересующей нас сейчас, — беспрекословном следовании воле Божией.

Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель! всё это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест (Мк. 10, 17–21). Обратите внимание: этот человек спрашивает Господа о том, что делать, чтобы наследовать вечную жизнь. Спаситель говорит ему о заповедях, — казалось бы, дает ответ, которым можно удовлетвориться, но юноша понимает, что сказанного недостаточно, и хочет услышать нечто большее. Он стремится знать в точности, как должен поступать, и Господь удовлетворяет его желание (по-славянски слова Спасителя звучат более красиво, точно и образно, чем по-русски): Единаго еси не докончал: иди, елика имаши, продаждь и даждь нищим, и имети имаши сокровище на небеси: и прииди и ходи вслед Мене, взем крест.

Этот человек сам добивался точного ответа на вопрос, что ему следует делать. И Спаситель ответил ему, однако как этот человек отреагировал? Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение (Мк. 10, 22). Он искал ответа, а получив, отверг его. Зачем же было спрашивать, зачем было узнавать волю Божию?

Конечно, здесь речь шла о спасении, а у нас, казалось бы, мелочи, мы не исполняем самого простого. Однако это говорит о нашем внутреннем расположении. Мы тоже точно узнаём, что должны делать, а потом пренебрегаем этим знанием. Евангельский юноша отошел от Господа с печалью, потому что имел большое богатство, а мы отходим потому, что богаты своим мнением, своими представлениями о вещах, живем своими мыслями, своими интересами — собственным внутренним «богатством».

Допустим, нам дают какое-либо приказание, а мы им пренебрегаем, потому что считаем, что в этот момент более важно пойти, например, отдохнуть, или почитать книгу, или помолиться. Как нам представляется, мы лучше знаем, что для нас спасительно. Тот, кто более откровенен, — отходит с искренней печалью, а более лукавый, как я сказал в начале беседы, отвечает: «Благословите». И такой видимостью смирения человек прикрывает своеволие и уходит заниматься своим делом. Получается как в армии, где нельзя перечить командиру: когда он дает приказание, все должны отвечать: «Есть!» — а потом уже каждый делает все что хочет. Подобные армейские порядки распространились и у нас. Сказать «я не буду так делать» никто не осмелится, но разного рода желания у каждого возникают постоянно — то хочется спать, то почитать книгу, — и на помощь приходит это волшебное слово «простите».

Ведь что могут сделать с человеком за какую-то провинность в монастыре? Назначат делать поклоны? Но мы и так их все делаем, немножко больше, немножко меньше не суть важно. Могут тот или иной проступок и не заметить или даже пожалеть того, кто его совершил. Вот и получается, что на вопрос «как же ты сделал такое?», человек сразу отвечает «простите», тем самым обрезая всякую возможность наказания (человек же покаялся, как его не простить!).

Вы скажете: одно дело — эти евангельские примеры (конечно, ученики повиновались Господу, потому что знали, что Он всеведущий, всемогущий, как Он сказал, так все и будет), и другое дело — повиноваться здесь, в монастыре, настоятельнице, или старицам, или старшему по послушанию. Но, во-первых, апостолы тогда еще не в полной мере осознавали, кто такой Иисус, и поэтому нужно смотреть на их внутреннее состояние, на психологию их поступков. А во-вторых (и это главное!), как я говорил в начале нашей беседы, Сам Спаситель, будучи всемогущим, всеведущим и всепремудрым Богом, повиновался Своим родителям — людям святой, праведной жизни, но ограниченным собственной человеческой природой, — и повиновался даже в самых простых вещах. Тем самым Он показал нам пример настоящего послушания, послушания именно человеку. Когда мы в точности исполняем приказания наших наставников, может быть даже в чем-то неправильные с житейской точки зрения, то отсекаем при этом свою волю и исполняем волю Божию. А это гораздо важнее, чем исполнить правильно или неправильно какую-нибудь житейскую мелочь.

Кроме того, у нас в монастыре за редким исключением отдаются только благоразумные распоряжения. Несмотря на это, случаев, когда начатое дело не доводится до конца, пока не обратят внимания наставники, к сожалению, сколько угодно. Причем сказанному не следуют в точности. Я могу смириться с тем, что та или иная здравомыслящая сестра порученное ей исполнила по-своему, если в итоге все получилось даже лучше. Да, это не совсем хорошо с духовной точки зрения, но, по крайней мере, человек поступил разумно. Однако все происходит совсем не так! В подавляющем большинстве случаев дело не доделывают до конца или делают неправильно, и тогда получаются очевидные нелепости. Как раз здравого смысла-то и не хватает.

Я ни в коем случае не призываю вас к тому, чтобы вы прекратили думать и рассуждать — наоборот! Некоторые теряют всякую инициативу и впадают в апатию: сказали им что-то сделать — сделают, не сказали — никогда не сделают, хоть дело было бы перед глазами и напрашивалось само. Я хочу подчеркнуть: очень важно иметь чувство ответственности, доводить порученное дело до конца и исполнять его точно так, как тебе сказали. Тогда будет благоприятный результат для монастыря, а самое главное — будет результат в душе человека, который приобретет подобающее внутреннее состояние, предрасполагающее его к духовным подвигам, прежде всего к молитве. Тот, кто может отсекать свою волю в вещах, не относящихся непосредственно к делу спасения, сможет отсечь ее и в вещах нравственных: он будет в силах отсечь злые помыслы, предпочесть волю Божию своей греховной воле.

Зачитаю вам отрывок из Афонского патерика: «Марк стал просить у Нифонта позволения половить рыбы в море и услышал от него следующее: „Научись прежде уловлять и замечать нечистые помыслы, а от моря и ловли рыб откажись, да не погрузишься в море искушений“. Марк не обратил внимания на старческий совет и, под предлогом измовения загрязнившегося платья, спустился к морю (то есть употребил хитрость. — Схиигум. А.), закинул удочку и наслаждался совершенным удовольствием. Преслушание не прошло даром. В то самое время, как Марк весь был погружен в свое занятие, вдруг из моря выпрыгнул и кинулся прямо на него огромной величины зверь. Марк ужаснулся и, молитвенно призвав на помощь своего старца, едва-едва кое-как избавился от зверя. Находясь вне себя от страха и в то же время держа в руках пойманную рыбу, он прибежал к святому; но этот с отеческим участием сказал: „Преслушниче! тот, кто преобразился в змея, на прельщение праотцов, и ныне принял вид морского пса, на твою погибель, и только Христос, пришедший в мир для упразднения вражеской силы, по неисчетной Своей благости, помог тебе, в ожидании твоего покаяния. Что же касается пойманной тобою рыбы, как плода преслушания, я ни под каким видом не решусь коснуться ее“. Тронутый старческим выговором, Марк пал к стопам его и плакал слезами раскаяния. С того времени он исправился и оказывал полное послушание святому до самой своей смерти»[2].

Приведу еще один пример. На Афоне по сей день показывают место, где произошел этот случай. В Русском Свято-Пантелеимоновом монастыре подвизался один эконом (кажется, он был из России и происходил из богатой семьи, располагал собственными средствами). Настоятель повелел ему построить больничный корпус на определенном месте, но эконом захотел возвести его там, где ему казалось это более удобным. (В данном случае неважно, прав был настоятель или неправ, важно, что эконому было дано совершенно определенное приказание.) Во время отъезда настоятеля эконом построил это здание там, где счел нужным; тот, когда вернулся, огорчился, но сносить не стал. Прошло время, и, когда почил эконом, он, как много потрудившийся для обители, был похоронен на почетном месте — возле алтаря. Вы знаете, что на Афоне есть обычай через несколько лет выкапывать кости умершего и по особым признакам (по их цвету, исходящему от них благоуханию и так далее) определять, праведной ли жизни был человек, помиловал его Господь или нет. Но здесь даже и этого не пришлось делать, потому что из могилы поднялась чернота, которая покрыла наружную стену алтаря, и убрать эту черноту ничем было нельзя. Так все поняли, что даже многие труды, совершенные по своей воле, Богу не угодны.

В монастырь человека принимают не на работу, не смотрят, какая у него профессия. Никто, приходя в обитель, не знает, какие обязанности ему поручат: один с высшим образованием, возможно, будет мыть посуду, а другому, у которого не будет никакого образования, доверят руководить остальными. Тот, кто никогда не думал о пении, вдруг начнет петь, а тот, кто всю жизнь об этом только и мечтал, будет заниматься чем-то самым обыкновенным. Мы пришли сюда спасать свою душу, а не работать по той или иной специальности, поэтому ни к чему не должны иметь пристрастия, ни в чем не должны проявлять своеволие. Все монастырские работы, самые почетные или самые низкие, одинаково полезны человеку, если он отсекает свою волю. Руководит он или подчиняется — это совершенно безразлично. Поет он или пишет иконы, моет посуду или копается в огороде — важно то, что в результате получит его душа. Здесь совсем другой взгляд на деятельность человека, и поэтому — скажу еще раз — необходимо постоянно, день и ночь, следить за собой, чтобы, отсекая собственную волю в вещах житейских, научиться отсекать ее и в вещах духовных. Нужно приобрести навык отвергать свои помыслы, чтобы на самом деле владеть собой, поэтому любая работа в монастыре имеет духовное значение. Хотя это не значит, что при исполнении того или иного дела не следует проявлять старания и рассуждения. Нарочитый отказ от того, чтобы думать и здраво оценивать свои поступки, — это тоже своего рода непослушание, вызов: «Как вы скажете, так я все и буду делать, а думать не буду!» Это тоже нехорошо.

Любое порученное тебе дело необходимо в точности, аккуратно, ответственно доводить до самого конца. Если же ты видишь, что это дело выполнить невозможно или оно будет неполезным для монастыря, для тебя лично, скажи об этом вовремя, а не тогда, когда пришло время давать отчет о результатах, а ты можешь произнести только «простите». Приди к настоятельнице, к старице, к старшему по послушанию, к духовнику, объясни: «Это невозможно сделать, потому что нет такой-то и такой-то вещи» или: «Я не могу это выполнить, потому что искушаюсь, боюсь согрешить. Как мне быть?»

Имея какие-то страсти (я не буду сейчас рассуждать о том, какие именно, допустим тщеславие или пристрастие к чему-либо), мы часто стараемся их удовлетворить под предлогом того, что делаем нечто доброе. И мы поступаем не так, как необходимо, а так, как нам хочется. Как инок, про которого мы с вами только что читали, под предлогом того, что хочет постирать одежду, пошел ловить рыбу, так и мы отыскиваем подходящий повод и занимаемся тем, что нам приятно, интересно. Если нам поручено несколько дел, мы выбираем из них то, которое нас более всего увлекает, но не то, которое нужно срочно выполнить в данный момент, или которое очень важно для монастыря, или которое просто нам сказали сделать в первую очередь. То, что нам неинтересно, не нравится, мы под разными предлогами откладываем, а потом еще оправдываем себя: «Ведь мы же работали». Конечно, мои слова не означают, что если работа доставляет удовольствие, то это обязательно плохо и нужно все исполнять так, чтобы нам это было неприятно. И все же работа потому и есть работа, что нужно себя понуждать. Самый приятный труд вызывает утомление, а когда человек утомлен, тогда уже, конечно, и удовольствие пропадает. Тем не менее трудиться нужно, иначе и жить нельзя. Господь сказал Адаму, когда тот согрешил: В поте лица твоего будешь есть хлеб (Быт. 3, 19). Вот и мы должны работать, от этого никуда не денешься.

Думаю, из приведенных мной примеров все поняли, насколько важно послушание в монастырской работе. Мы должны исполнять ее, понимая, что это духовное занятие, а не просто работа. Это духовное делание — отсекая свою волю, в точности выполнять порученные обязанности и обязательно все доводить до конца, а если встречаются какие-то препятствия, вовремя о них говорить. Таким образом мы учимся настоящей собранности и ответственности во всем. И тогда непременно, чем бы мы ни занялись, мы будем всегда исполнять свое дело старательно, на нас всегда можно будет положиться. Самое главное, мы будем в состоянии исполнять Евангелие, потому что не сможем иначе к нему относиться. Раз взялись — значит, нужно делать. Раз начали делать, то необходимо все довести до конца. Иначе не получить никакого плода: человек останется расхлябанным и всю жизнь будет неприятен и самому себе, и другим людям. Все будут пренебрегать им как ненадежным, и он никогда ничего не достигнет ни во внутренней жизни, ни в обыкновенных человеческих делах.

 

***

Вопрос. Насколько на послушании мы должны слушаться равных и младших сестер, если есть старшая? Достаточно ли четко выполнять только ее распоряжения, чтобы не вносить путаницы, стараясь учесть мнение каждого? Не противоречит ли это заповедям?

Ответ. Я приведу вам пример из своей жизни. Однажды мы с друзьями решили поехать по святым местам — дело было летом, обычно в это время все верующие стараются отправиться в паломничество. Собралось нас четверо, и наш духовник, отец Андрей, благословил двоих ехать в Киево-Печерскую лавру (тогда закрытую, но приложиться к мощам возможность была), а двоих — в Свято-Троицкую Сергиеву лавру. Я-то четко сознавал, что в этом состоит благословение, а один мой друг сильно хотел, чтобы мы поехали все вместе. Между тем от нас тогда требовалось благоразумие: была еще советская власть, и четыре человека представляли собой такую компанию, которая любому бросалась в глаза. Кроме того, четверым трудно было устроиться куда-либо на ночлег. Но я решил смириться перед другом.

Мы все вместе сели на поезд и отправились в Москву, а оттуда — в лавру. Приходим устраиваться в монастырскую гостиницу, и вдруг обнаруживается, что мы с ним вдвоем забыли паспорта. Поскольку мы оба и были инициаторами этого преслушания, я сразу понял, что наша забывчивость не случайна. Еле-еле, благодаря одному знакомому, нам поверили и как-то нас приняли, хотя в то время селить людей в гостиницу без документов было строжайше запрещено. А потом с нами произошло еще много других глупых приключений: мы все время спорили — например, не могли договориться, на какой трамвай сесть — на пятый или на четвертый, сойти на этой станции метро или на следующей. И так без конца ругались, ругались, ругались… Отец Кирилл (Павлов), к которому мы ходили, даже наставлял нас: «Только смотрите, не ругайтесь». Так он провидел наши поступки…

Так что перед младшими или равными на послушании смиряться не нужно: есть приказание старшего — его нужно исполнять. Если же ты считаешь, что тот или иной совет сестры (не важно — равной тебе или младшей) разумный, доложи старшей, и та примет решение. Если старшая, допустим, не захочет сделать очевидно полезный, на твой взгляд, выбор, обратись к настоятельнице или благочинной.

Вопрос. В каких случаях послушание душевредно?

Ответ. Если мы слушаемся заведомо развращенного или совершенно неопытного в духовном отношении человека, это душевредно. Если мы слушаемся какого-нибудь еретика, или безбожника, или иноверца, это душевредно. Также душевредно повиноваться младшему или равному в ущерб тому, что нам повелевает старший, — по сути, это уже не послушание. Когда мы говорим «послушание», то не имеем в виду, что просто кто-то кого-то слушается, потому что один другому нравится, это его любимый друг, подруга и так далее, а подразумеваем послушание по Богу. Это слово приобрело уже терминологическое значение. Поэтому послушание мы должны понимать так, как его понимали святые отцы.

Вопрос. Если дано послушание идти отдыхать, а сестры обращаются в это время с какими-нибудь просьбами, нужно ли выполнять эти просьбы или отказывать?

Ответ. Об этом надо советоваться со старицей, ведь могут быть разные обстоятельства: если, например, человек болеет и будет так самоотверженно всех слушаться, он может просто не выдержать, начнет роптать… Хотя, конечно, похвально помогать друг другу — в этом, собственно, любовь к ближнему и проявляется. Для нас ближние, по отношению к которым мы должны исполнить данную заповедь, — это непосредственно те, кто нас окружают, с кем мы живем повседневно. Значит, если мы будем пренебрегать подобными мелочами, то будем пренебрегать заповедями Божиими.

Вопрос. Если молитва за других приносит большую благодать, чем молитва за себя, это нормально?

Ответ. Всякое может быть. Когда молишься за себя, то порой трудно бывает собраться, не чувствуешь собственной греховности, нет ответственности, как бы не ощущаешь нужды в молитве, а потому и молишься несколько рассеянно. Не всегда, конечно, так бывает, но случается. А когда молишься за другого человека, ты осознаёшь свою ответственность, знаешь, что он нуждается сейчас в молитвенной помощи, и потому молишься с большим усердием.

Вопрос. У аввы Дорофея есть такое рассуждение: исполнить послушание — это одна восьмая искомого, а сохранить свое устроение, пусть и случится от этого не исполнить дела, есть три восьмых с половиною. Как поступать, если чувствуешь, что твое послушание сопряжено со спорами или неким душевным вредом?

Ответ. Авва Дорофей говорит не о том, что послушание исполнять не нужно, а о том, что при каждом деле нужно прежде заботиться о своем душевном состоянии. Собственно, об этом я и говорил: послушания могут быть сопряжены с разными обстоятельствами, и, если встречается какое-то нравственное или физическое препятствие, мы должны обратиться к старице или настоятельнице и решить этот вопрос, чтобы не получить вреда. Порой и можно было бы все сделать без вреда для души, но мы не знаем, как должны поступить, и потому вовсе отказываемся от выполнения дела, тогда как стоит лишь обратиться за советом, чтобы получить подсказку. Если же откладывать послушание ради душевного мира, отговариваясь тем, что послушанию препятствует прекословие, то мы тогда вообще никогда ничего делать не будем.

Я эти слова аввы Дорофея понимаю так: нужно прежде всего стараться не грешить самому, заботиться о том, чтобы сделать дело, не поддавшись тщеславию, гордости, может быть раздражительности, если тебе кто-то мешает, или унынию, если у тебя не получается. Вот о чем идет речь. В то же время мы по немощи всё равно будем поддаваться подобным чувствам — где еще будут проявляться наши страсти, как не в повседневной жизни? Получается, для того чтобы победить их, нужно не противоборствовать им, а просто прекратить всякую деятельность? Это же абсурд!

Вопрос. Если сестра говорит что-то исполнить по послушанию, а ты знаешь, что можешь сделать это иначе и получится лучше, нужно ли сказать ей об этом? Ведь душевное устроение сохраняется тогда, когда ты беспрекословно слушаешься и не размышляешь, когда же стараешься выполнить порученное дело как можно лучше, примешиваются страсти, в душе все смущается...

Ответ. Если ты уверена, что это не просто каприз и твой совет действительно принесет пользу для дела, конечно нужно сказать. Вообще же, мне кажется, подобная мнительность и чрезмерная ревность совершенно неуместны. Если ты в помыслах и поступках грешишь почти беспрерывно, а тут вдруг решила молчать якобы для душевного покоя, так, может быть, это не душевный покой, а просто безразличие? Разумеется, спокойнее жить, когда ни до чего нет дела. И все же поступать надо по совести. Важно только не перепутать с благоразумием своеволие, когда делаешь не больше и лучше, а просто по-своему, и тогда получается пусть даже и больше, но хуже. Нужно все совершать так, чтобы быть уверенным: именно этот твой поступок совершен по совести. И, разумеется, всегда доводить дело до конца, исполнять его тщательно, даже если никто с тобой этого специально не оговаривает.

Вопрос. Когда ты виноват, то ведь необходимо иметь самоукорение, чтобы изменить что-то в своей душе и прийти к покаянию?

Ответ. Что значит самоукорение? Когда человек винит во всем себя? А что дальше? Виноват — так исправься. Или раз признал себя виноватым, то исправляться уже не нужно? Самоукорение — это только начало покаяния, а не единственное средство его достичь. Покаяние же есть не только признание своей греховности. Иоанн Креститель говорил: Сотворите плоды, достойные покаяния (см. Лк. 3, 8). И эти плоды — молитва, борьба с греховными помыслами, я уж не говорю о добродетелях. Да, бывает, что человека настолько одолевают помыслы, что ему и усилия делать никакого не нужно, чтобы увидеть, насколько он виноват, — он и так это осознаёт, ему хоть бы в отчаяние не впасть. Наверное, какое-то изменение от этого происходит, но им ни в коем случае нельзя удовлетворяться. Все равно должна быть молитва. Как говорится, смирение смирением, но должна быть и борьба, иначе зачем Спасителю было говорить: Если рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя. Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя (см. Мф. 18, 8 и 9)? Собственно, само настоящее смирение приобретается в борьбе: человек тогда только познаёт себя, когда при крайнем напряжении сил признаёт свою немощь, когда видит, что он собой представляет, насколько он слаб, насколько грехолюбив. А пока крайнего напряжения сил нет, бесполезно сидеть и укорять себя.

Вопрос. А как правильно терпеть страсть, терпеть брань, чтобы от такого терпения была польза? Почему многие приходят в уныние и отчаяние во время брани?

Ответ. Терпеть страсть и терпеть брань — это разные вещи. Терпеть страсть — значит соглашаться с ней, а терпеть брань — значит противиться страсти. Иногда такое состояние приходится испытывать на протяжении многих лет, это может быть страшная брань, как мы читаем об этом в жизнеописаниях некоторых подвижников благочестия. Чтобы получать пользу, как раз и нужно терпеть брань, а не страсть — вести борьбу и терпеть, потому что сразу победить не удастся. Может быть, в этом есть наша вина, а может быть, Господь такое состояние попускает для того, чтобы мы незаметно для себя приобрели мужество, какие-то другие добродетели, а в первую очередь, конечно, смирились.

Вопрос. Батюшка, а вообще возникновение брани — это хорошо или плохо?

Ответ. Разумеется, это неприятно, но испытывать брань естественно, так и должно быть. Удивительно, если ее нет: либо у человека особенное смирение, и потому он свободен от брани, либо диавол не возбуждает ее, поскольку тот нерадиво живет, либо человек поддался гордости до такой степени, что диавол отступил, чтобы этот гордец из-за брани не начал смиряться и таким образом не потерял тот порок, который один уже может его погубить.

Вопрос. Новоначальный монах спросил Варсонофия Великого о том, как слушаться игумена их монастыря, авву Серида. Старец сказал, что в первую очередь нужно повиноваться Богу, а затем — игумену, как второму после Бога. Можно ли нам применять в жизни это наставление?

Ответ. Я посоветовал бы тебе перечитать святителя Игнатия (Брянчанинова). Такое беспрекословное, без рассуждения, послушание, которое было у древних монахов, возможно тогда, когда руководят духоносные люди, а нам нужно оказывать послушание с рассуждением. Я не хочу, конечно, оправдывать непослушание. Какая-нибудь девчонка, ничего не понимающая, да еще со множеством страстей, начнет объяснять свое непослушание тем, что она, понимаешь ли, рассуждает и старается правильно все исполнить. Например, ей лень работать, а она будет говорить: «Я рассуждаю, нужно ли в данном случае работать или не нужно. Ведь мне приказала не амма Сарра или амма Синклитикия».

Однако и слепое послушание тоже неразумно. Может и игумения ошибиться, если не знает каких-то обстоятельств, тогда нужно прийти, рассказать об этих обстоятельствах, и, может быть, она изменит свое решение. Если же мы будем изначально иметь такую установку, что игумения не должна ошибаться, поскольку святые отцы заповедуют оказывать ей послушание как второй после Бога, то мы действительно потеряем веру к ней, если она вдруг допустит ошибку. Нужно смотреть на вещи здраво, хотя и слушаться тоже необходимо, даже если старшие в чем-то не правы. Понятно, что для пользы дела можно высказать какие-то свои мысли, замечания, но все равно надо понимать, что у нас здесь не производство, наша конечная цель — собственно душа. Самая главная наша работа — это работа над своей душой, поэтому послушание всегда полезно, пусть оно иногда кажется нам не совсем оправданным.

Вопрос. Как монашествующие должны относиться к житейским проблемам людей? Быть совершенно им чуждыми? Но таким образом мы не проявим любви к ближним. Ведь многие православные люди имеют проблемы, которые кажутся нам внешними, незначительными.

Ответ. О тех, кто к нам обращается с просьбой помолиться, мы, конечно, должны молиться, и с чувством, а не с безразличием к тому, услышит ли нас Бог или не услышит. Но в то же время нужно понимать, что по сравнению с людьми мирскими мы живем совсем другой жизнью. Хорошо иметь и сочувствие, и вместе с тем быть беспристрастным, то есть не сочувствовать мирским удовольствиям, не испытывать зависти к тем, кто живет в благополучии. А если мы впадаем в пристрастие, тогда на первых порах лучше и не сочувствовать.

Вообще, нужно иметь любовь ко всем — это идеальное состояние. Для того мы и уходим из мира, чтобы исполнить заповеди, и прежде всего заповедь о любви. Даже можно сказать, что эта заповедь — всеобъемлющая. Как сказал апостол Павел, любовь есть союз всех совершенств (см. Кол. 3, 14).

Вопрос. Как объяснить то, что есть Божии избранники? Получается, одни более способны к спасению или совершенству, а другие — менее?

Ответ. Это неправильно, избранниками бывают те или иные люди по той причине, что они соответственно себя ведут. И Господь, предвидя их особое расположение, ревность, им содействует. Впрочем, видимые знаки избрания очень часто выражаются в том, что человек испытывает особенные скорби или особенную борьбу. Поэтому не знаю, как таким людям можно завидовать. Мы-то обращаем внимание на плоды добродетели, а о том, что пришлось людям испытывать, когда они эти добродетели совершали, мы не думаем.

Вопрос. Если сестре делаешь замечание по послушанию, ругаешь (хотя в душе пытаешься ее оправдать и жалеешь), то правильно ли это? Ведь она обижается, не понимая, что я делаю так для ее пользы. К тому же я сама очень переживаю и смущаюсь, не обидела ли ее.

Ответ. Нужно стараться, чтобы таких ситуаций было поменьше, но иногда действительно приходится делать замечания, что, конечно, вызывает в человеке неприятные чувства. Но ведь если совсем не ругать, то человек развратится, а, например, я, как духовник, должен его воспитывать, порой через силу проявляя строгость, ради того чтобы помочь этому человеку. Хотя в некоторых подвижниках любовь действует так, что они просто не могут быть строгими.

Отец Андрей, мой духовник, говорил о себе так: «Человека надо палкой бить, а я не могу». Естественно, из-за того, что он не мог проявлять строгость, его духовные чада терпели вред. Они приходят, спрашивают благословение: «Батюшка, благословите то-то и то-то». — «Хорошо, пусть будет так». — «А вот это еще благословите». — «Что ж, пусть будет и так». Они думали, что находятся в послушании, а на самом деле творили свою волю. Причем отец Андрей, как он сам рассказывал, от природы был очень гневливым человеком, но приобрел вот такую кротость. Любовь все покрывает (см. 1 Пет. 4, 8).

Вопрос. Иногда из состояния уныния мне помогает выйти то, что я оказываю какую-нибудь услугу ближним. Например, принесу поднос с едой больной сестре, и уже становится легче. Но потом начинаю разговаривать с сестрами, впадаю в празднословие, отчего совесть меня сильно укоряет. Не лучше ли тогда сидеть одной в келии, молиться и ждать, пока уныние пройдет?

Ответ. Помочь ближнему — это всегда хорошо и полезно. Но если под предлогом помощи ближнему скрывается желание развлечься, тогда лучше не поддаваться ему, но сидеть одной, молиться, бороться со своим унынием, претерпевать его. Совершая служение ближнему, нужно позаботиться о том, чтобы не поддаться суете, то есть не впасть в противоположную унынию крайность. Во всем необходимо придерживаться золотой середины.

 



* Беседа в Свято-Игнатьевском скиту Ново-Тихвинского женского монастыря, 9 июля 2000 года.

 

[1] Иоанн (Маслов), схиархим. Симфония по творениям святителя Тихона Задонского. М., 2000. С. 749.

[2] Житие преподобного и богоносного отца нашего Нифонта // Афонский патерик или жизнеописание святых, на Святой Афонской горе просиявших: в 2 ч. Репр. воспр. изд. 1897 г. Афонское подворье Свято-Пантелеимонова монастыря. М., 1994. Ч. 1. С. 523–524.