Вопрос. Замечаю, что тщеславие сопровождает все мои поступки. Не успеешь подумать о чем-нибудь — и тут же видишь, что тщеславишься. Как с этим бороться?
Ответ. Прежде всего, нужно отличать тщеславие, которое человеком руководит, от тщеславия, которое примешивается к его делам. Если мы будем чересчур щепетильны и станем требовать от себя того, чтобы в нас не было и тени этой страсти, тогда, пожалуй, не сможем сделать ничего. Поэтому преподобный Пимен Великий говорит, что лучше исполнять добродетели с некоторой примесью нечистоты, чем совсем не исполнять. Нужно думать о пользе дела. Всякий человек, если он что-то делает хорошо, пусть даже молится, чувствует, что к этому примешивается тщеславие. Я не говорю, что с этим надо примириться, но необходимо относиться к этому с некоторым терпением и снисхождением. Безусловно, такое тщеславие, которое руководит нашими поступками, нужно пресекать сразу.
Спаситель обличал фарисеев за то, что они всё делали ради тщеславия: молились на перекрестках, чтобы их видели; прилюдно подавали милостыню; постясь, принимали скорбный, унылый вид. И тут, пожалуй, нужно подумать о том, стоит ли вообще делать то, что является плодом тщеславия. Бывает, человек выделяется какой-то добродетелью, допустим раздает милостыню, но если он тщеславится, то в душе перед Богом грешит, потому что Господь взирает на сердце человека.
Какая добродетель противоположна тщеславию? Мне кажется, это самоукорение, то есть такой настрой, при котором человек постоянно собой недоволен. Это, конечно, не значит, что он должен вслух себя поносить. Такое поведение тоже может быть разновидностью тщеславия, некоим видом смиреннословия. Человек говорит: «Я великий грешник, я хуже всех» именно при тех людях, которые ценят смирение и считают эту добродетель очень важной для спасения, признаком праведности. Такое смиреннословие будет только питать наше тщеславие.
Под самоукорением нужно подразумевать внутреннее осуждение себя — осуждение в первую очередь по евангельским заповедям. Не важно, будем ли мы называть себя какими-то оскорбительными, унизительными словами (что может быть естественным проявлением такого расположения духа) или мы просто начнем внимательно сравнивать свое поведение с тем, что предписывает нам Евангелие. Корень самоукорения состоит в том, чтобы видеть свою немощь, греховность, несостоятельность. Если мы это увидим, тогда, конечно же, наше настроение будет, скорее, печальным. Тогда у нас не будет тщеславия, радости от того, что люди к нам хорошо относятся.
Если мы хотим стать такими, как, допустим, преподобный Сергий Радонежский или преподобный Серафим Саровский, то в нас могут возникнуть тщеславные помыслы, что мы до какой-то степени приблизились к идеалу. А если мы начнем требовать от себя жизни по Евангелию, то повод к тщеславию у нас исчезнет. С одной стороны, Евангелие — это высочайший идеал. Всякий разумный человек понимает, что исполнить Евангелие — это неизмеримо выше, чем уподобиться тому или иному святому. С другой стороны, исполнение Евангелия — это обязанность каждого человека. Никто из нас не может утверждать, что он освобожден от исполнения хотя бы наималейших заповедей, как сказал об этом Спаситель. И поэтому, помня об этом, постоянно сравнивая свою жизнь с учением Спасителя, Его жизнью, Его поведением, мы укоряем себя самым мудрым образом, непрестанно смиряемся и понимаем, что тщеславиться нам нечем.
В борьбе с тщеславием очень помогает воспоминание о смерти. Но это в конечном счете также приводит к мысли о том, что нас будут судить по Евангелию, как засвидетельствовал Спаситель: Не Я буду вас судить, но слово, которое Я сказал, будет судить вас (см. Ин. 12, 47–48). И вот это слово, то есть Евангелие, мы должны постоянно изучать.
Приведу такой пример. Он, может быть, покажется вам смешным и даже неуместным в нашей среде, но он очень жизненный. Многие уголовные преступники-рецидивисты, которые знают, что их за то или иное преступление рано или поздно арестуют и будут судить, очень любят изучать Уголовный кодекс. У нас в Одессе люди всё лето проводят на пляже. И вот идут такие молодцы на пляж и вместо детектива или какой-нибудь легкой книжки берут с собой Уголовный кодекс и с большим увлечением его штудируют. Они тщательно изучают эту книгу, чтобы знать: если залезть в карман при таких-то обстоятельствах, будет один срок, при таких-то — другой; чтобы понимать, как говорить со следователем, как себя вести. Эти люди осознают, на что идут и что им будет за такое-то преступление. А мы, получается, легкомысленнее, чем даже уголовные преступники. Нам известно, что нас будут судить по Евангелию, а это для нас тоже своего рода сборник законов, там все указано: и чего нельзя делать, и какие за это будут наказания. Однако мы его не изучаем и к жизни своей применять не хотим. Мы без конца совершаем преступления, а о том, что нас ждет, не думаем.
Изучая Евангелие и думая о смерти, мы смиряемся и избавляемся от этой нелепой страсти — тщеславия. Но, безусловно, это происходит постепенно: как бы мы себя ни понуждали, как бы ни старались, все равно любая страсть исцеляется действием благодати Божией, и бывает это после многолетних упорных, утомительных трудов.
Вопрос. Батюшка, когда я себя укоряю, когда вижу, что мои поступки имеют примесь греха, то впадаю в уныние. Чем оно отличается от смирения — ведь, смиряясь, человек также видит свою греховность?
Ответ. Уныние — это лень к духовной жизни. От чего обычно нападает лень? Оттого что работы много. «Вот, надо вскопать целый огород. О-о-о… Да зачем вообще этот огород нужен?! Лучше его не трогать, пусть все как растет, так и растет». То же происходит и в духовной жизни. Для того чтобы приобрести ту или иную добродетель, искоренить тот или иной порок, нужно много потрудиться, и человек думает: «О-о-о, как много работать… Да ну, это невозможно».
Смирение подразумевает совсем другое настроение: человек хочет исполнить дело, но чувствует свою неспособность к этому, немощь, недостаток сил. Тогда он вынужден прибегнуть к помощи Божией, и он делает это усердно, сознательно, искренне. Почему человек, пусть даже он грешный и страстный, преуспевает в молитве, когда смиряется? Потому что он молится Богу не словами только, а искренне, он понимает необходимость молитвы, он взывает к Богу, зная, что сам он не способен сделать ничего, как Господь говорит в Евангелии: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5).
Таким образом, от смирения в человеке появляется ревность к трудам: он все больше и больше хочет трудиться, по крайней мере понуждать себя к добродетелям, чтобы показать Богу свое желание жить по заповедям. В особенности сильно у него желание молиться. А при унынии, при духовной лени, наоборот, опускаются руки, человек становится совершенно беспомощным и в особенности тяготится именно молитвой. Пребывать наедине с самим собой или наедине с Богом, чего требует молитва, для него бывает прямо-таки невозможно. Вот разница между унынием и смирением. Только по видимости они чем-то похожи, но на самом деле — противоположны.
Вопрос. Как же быть, если самоукорение приводит не к смирению, а к унынию?
Ответ. Самоукорение не должно приводить к унынию. Кто-то из святых отцов или из современных духовных писателей говорил, что можно себя засудить. Вот этого делать не нужно, не нужно себе говорить: «Ты глупая, из тебя ничего не выйдет, все пропало…»
Я знаю одного человека, который, вместо того чтобы покаяться в каком-то своем согрешении или проступке, начинает говорить, что он в принципе не способен к монашеству, не способен к чтению духовных книг, не способен к молитве. Таким образом он просто оправдывает свое уныние, то есть, попросту говоря, лень. А самоукорение, наоборот, подбадривает человека, мобилизует его. Оно дает ему приток благодати, он даже сам этому удивляется. Уныние и самоукорение — это совершенно разные вещи. Если человек называет себя разными оскорбительными словами и говорит: «Ничего из меня не выйдет. Ничего у меня не получается и никогда не получится», — то это, конечно, не самоукорение.
Вопрос. Батюшка, а бывает, что, когда человек молится против действия страсти, страсть только усиливается?
Ответ. Трудно сказать наугад, но брань действительно может на какое-то время усилиться. А иногда даже сама молитва становится удовлетворением страсти. Допустим, мне не нравится мое послушание, что-то у меня не получается. Я начинаю молиться о том, чтобы меня перевели на другое, а уныние у меня все усиливается и усиливается. Конечно, оно будет усиливаться, если я согласился с тем, что послушание плохое, и молюсь Богу под действием страсти!
Вопрос. Вы сказали, что правильное самоукорение возникает тогда, когда ты понимаешь, что постоянно нарушаешь Евангелие, когда осознаёшь свою немощь. Но для этого ведь нужно очень внимательно наблюдать за собой в течение дня. У меня это плохо получается. Что делать?
Ответ. Нужно учиться. Если ты наблюдаешь за собой, это уже достижение. Если ты видишь свою греховность, понимаешь, что ты еще не исправилась, — это великое дарование Божие. Как сказал один подвижник, евангельские заповеди учат нас собственной немощи. Вот что мы в первую очередь постигаем. Ведь когда мы беремся за какую-то тяжелую, ответственную работу, мы прежде всего видим, что это очень трудно выполнить, видим свою несостоятельность, понимаем, что мы, может быть, не справимся. Нужно работать очень внимательно и до утомления, вот тогда мы поймем свою ограниченность.
— В том-то и дело, что я не вижу собственной немощи и греховности.
— Нужно больше читать Евангелие и молиться о том, чтобы помнить его. Нужно постоянно содержать его в уме. Недаром святитель Игнатий (Брянчанинов) ставит в пример монахов, которыми руководил преподобный Пахомий Великий: они учили Евангелие наизусть. Мы такой задачи ни перед кем из вас не ставим. Это трудно и, наверное, неуместно, поскольку подаст лишний повод к тщеславию, но нужно и возможно исполнить этот совет не буквально, а духовно. Это значит, что необходимо стараться постоянно помнить о Евангелии. Некоторые из отцов, например преподобный Максим Исповедник, советуют вспоминать хотя бы главнейшие заповеди — о любви к Богу и ближнему.
Я думаю, что нужно приучать себя к этому. В нашем уме содержится целая система информации, которой мы руководствуемся в жизни, хотя даже не осознаём этого. Мы знаем, как завязывать шнурки, причесываться, умываться, как себя вести, где можно что-то сказать, а где нельзя. А если человек занимает какую-то должность, ему необходимо знать тонкости той или иной профессии. Мы соблюдаем правила приличия, а о том, что неприлично нарушить заповедь, мы не думаем. Нам кажется, что тут ничего страшного нет. Евангелие для нас словно ничего не значит.
Если бы мы всё свое сознание наполнили Евангелием и каждое наше движение, шаг, мысль — всё было бы пронизано светом Евангелия, тогда мы стали бы истинными христианами. Собственно, это и является целью христианской и монашеской жизни. Как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), настоящее монашество должно быть построено на евангельских заповедях, в этом случае монах уподобляется строящему дом на камне. А кто основывает свою монашескую жизнь на телесном подвиге, тот уподобляется строящему на песке. Да, исполнять заповеди очень трудно. Так трудно, что даже становится страшно и можно действительно впасть в уныние. Но другого пути нет — мы должны жить по Евангелию. Тогда-то мы и будем искренно смиряться, когда увидим, что мы не можем не только исполнить ничего из Евангелия, но часто даже и вспомнить о нем.
Вопрос. Как много надо читать Евангелие?
Ответ. Чем больше, тем лучше. Но еще очень важно читать святоотеческую литературу, для того чтобы правильно понимать Евангелие. Нужно насыщать себя чтением Евангелия, святоотеческих книг, как бы напитываться ими. Если ты в течение дня, например, вспоминаешь какое-нибудь изречение Иоанна Лествичника, то это ведь то же самое, что вспоминать Евангелие. Хотя, конечно, если мы научимся вспоминать сам евангельский текст, то это еще лучше. Воспоминание собственно евангельских заповедей действует на душу гораздо сильнее, в них есть какая-то неизъяснимая благодатная сила, как об этом говорит святитель Игнатий. Например, от одного только воспоминания слов Спасителя всякий, гневающийся на брата своего всуе, повинен есть суду, угасает гнев, как говорит святитель. Мне кажется, что, если бы мы научились в течение дня в каких-то житейских ситуациях вспоминать те или иные изречения из Евангелия, пусть даже и не дословно, это бы нас очень отрезвляло.
Вопрос. Иногда читаю Евангелие как бы механически, не задумываясь. Это неправильно? И как нужно читать, чтобы получить пользу?
Ответ. Я думаю, что даже если мы читаем Евангелие механически, то от этого уже есть польза. Даже такое, как нам кажется, поверхностное чтение Евангелия все равно просвещает ум. Бывает, одну, другую главу читаешь поверхностно, третью — уже внимательно, а на четвертой и чувство какое-то проснулось. И таким образом от суеты мы возвращаемся к внутренней собранности, вновь приобретаем душевный мир.
Но вообще-то, конечно, нужно стараться читать Евангелие внимательно, как и молитву Иисусову и любую другую молитву, — вмещая ум в слова и ни о чем постороннем не думая. Конечно, по ходу чтения будут приходить какие-то мысли: не может человек читать текст и ни о чем не думать. При внимательной Иисусовой молитве ведь также могут быть разные ощущения: страх Божий, умиление, что-то еще — и нельзя сказать, что у нас в это время никаких мыслей нет. Если мы будем всё подряд отвергать, то действительно ограничимся только механическим повторением слов молитвы. То же и во время чтения Евангелия. Надо читать, вмещая ум в слова Евангелия, не размышлять о них специально, не пытаться осмысливать каждый прочитанный фрагмент, как бы отходя умом в сторону, но в то же время не отвергать тех мыслей, которые приходят к нам сами собой.
Для того чтобы понимать Евангелие, безусловно, нужно быть знакомым со святоотеческим учением. Во-первых, с толкованиями на само Евангелие. Во-вторых, с догматическим учением Церкви (пусть и вкратце), а также с аскетическим, нравственным учением. Чтобы не уклониться в произвольное толкование Евангелия и Священного Писания вообще, надо быть подготовленным. Но тем не менее необходимо понимать: одно дело — теоретическое понимание евангельских истин, другое дело — может быть, самые обыкновенные слова, но пережитые сердцем; самая обыкновенная, как будто бы сама собой разумеющаяся мысль, но коснувшаяся твоего сердца. Это очень важно, и никакие святоотеческие творения не могут заменить Священного Писания, в особенности Евангелия. Они дополняют Евангелие, объясняют его, но заменить его не могут. Поэтому и новоначальному, и совершенному Евангелие нужно читать как можно больше.
* Беседа в Свято-Игнатьевском скиту Ново-Тихвинского женского монастыря, 5 июня 2000 года.